Кишиневское направление - Виталий Гладкий

Трое мужчин в штатском сидели за накрытым столом и бражничали. В гостиную вошел хозяин и взял с тумбочки какие-то бумаги.

– Ты скоро там, Гюнтер? – спросил один из мужчин.

– Пять минут, не более… – Провизор быстро выпил рюмку цуйки[41]и снова скрылся за дверью.

Гюнтер! Маркелов молча переглянулся с Кучминым – вот тебе и провизор Войкулеску! Похоже, и здесь приложил руку полковник Дитрих. Это его агенты, понял Алексей, внимательно прислушиваясь к разговорам в гостиной.

Вскоре провизор появился снова.

– Все… Всех выпроводил… – Он опять выпил и принялся за еду. – Надоели…

Спустя какое-то время цуйка закончилась и «гости» лжепровизора начали пить вино. Маркелов все никак не мог решиться на активные действия. При всей своей отменной подготовке, разведчики могли и не одолеть немцев с наскока – их было слишком много. И все они были вооружены.

Старший лейтенант хорошо знал, что схватка в помещении и на улице – разные вещи. На вольной природе у атакующего есть маневр, а в комнате многое зависит от нелепых случайностей. Если не попал с первого раза, то увернуться уже не сумеешь, и если противник – опытный боец, то можешь заказывать свечку за упокой.

А судя по внешнему виду собутыльников, это были опытные, хорошо натасканные псы абвера. Их учили стрелять молниеносно. Похоже, эти трое (возможно, и лжепровизор Гюнтер) принадлежали к спецкоманде полковника Дитриха.

«Эх, было бы их хоть на одного человека меньше!» – с отчаянием подумал Маркелов и бросил быстрый взгляд на Степана. Кучмин понял его, выразительно провел большим пальцем под кадыком и, высоко подняв брови, развел руками: мол, что поделаешь, все равно нужно рисковать.

И все равно старший лейтенант медлил, словно чего-то дожидаясь. И, как это ни странно, дождался.

– Гюнтер, вино закончилось… – Один из агентов постучал по пустому кувшину.

– Клаус, отцепись, – отмахнулся провизор. – Сходи в подвал сам, если желаешь пить эту кислятину.

– Ну и схожу… – Клаус, слегка пошатываясь, направился к двери, за которой притаились разведчики. – И шнапс уже тю-тю…

Любитель возлияний даже не застонал. Степан убил его одним точным ударом ножа в сердце. А старший лейтенант молниеносно подхватил на лету оброненный Клаусом кувшин. Кучмин, зажимая рот немцу, чтобы он не захрипел, оттащил его к двери подвала и быстро возвратился к Маркелову.

– Всех?… – едва шевеля губами, не спросил, а прошелестел старший сержант.

– Провизор нужен живым… – так же тихо ответил Алексей. – Только без шума. Берем в ножи.

– Понял…

Рывком раздвинув портьеры, которыми была занавешена дверь, Маркелов и Кучмин ворвались в гостиную. Все было закончено в считанные секунды. При всей своей отменной выучке, агенты Дитриха все же растерялись. А может, причиной их некоторой медлительности было спиртное. Уж больно много они выпили.

Лишь провизор Гюнтер-Войкулеску не потерял голову и успел выхватить пистолет. Но Алексей достал его ногой в челюсть, а Степан обезоружил.

– Поднимайся! – Кучмин потянул Войкулеску за шиворот.

– Товарищи, вы… вы что?! – простонал провизор.

– Вон твои товарищи, – кивнул на неподвижные тела немецких агентов Кучмин. – Пойдем.

– Куда? Куда вы меня ведете?! – заупрямился провизор. – Вы с ума сошли! Я буду жаловаться… ноль второму!

– Да хоть в Лигу Наций жалуйся. Степа, заткни ему пасть, – приказал старший лейтенант.

Он быстро собирал оружие и провизию в скатерть. Связав ее концы, он закинул узел за плечи.

– Слушаюсь, командир… – Кучмин резко, с силой, ткнул кулаком провизору под ложечку, и пока тот зевал, пытаясь продохнуть, ловко запихнул ему в рот льняную салфетку, а затем связал руки. – Готово. Пшел, хмырь! – подтолкнул его к выходу. – И смотри, не трепыхайся и кляп языком не выталкивай. Иначе скальп сниму с тебя, гнида.

Пробирались к монастырю кривыми и грязными улочками предместья. Дождь по-прежнему лил не переставая.

– Кто это? – удивленно спросил Татарчук при виде провизора.

– Подарок, – ответил за старшего лейтенанта Кучмин. – Сволочь распоследняя.

Пока Степан рассказывал остальным о недавних событиях в городе, и кто такой их пленник, Маркелов прилег на охапку травы и задумался. Пробираться к линии фронта – последнее, что осталось в их положении. Алексей тяжело вздохнул: легко сказать – пробираться, полковник Дитрих уже знает, что они в городе, и конечно же сейчас времени не тратит попусту.

– Как Ласкин? – спросил он Татарчука.

– Полегчало, – ответил старшина. – Уже пытался встать на ноги. В госпиталь бы его… – Вздохнул. – Две-три недели – и можно к девчатам на посиделки.

– Мечтать не вредно, – хмуро обронил старший лейтенант.

– Что с этим делать? – спросил Татарчук и кивнул головой в сторону провизора, который, казалось, и не дышал.

– Известно, что. В расход! – зло ощерился Кучмин.

– Сначала нужно его допросить, – веско сказал Маркелов.

– Вставай, аптекарь хренов! – Степан тряхнул провизора за плечо.

Тот лежал на боку, не подавая признаков жизни. Кучмин встал на одно колено, поднес фонарик к лицу Гюнтера-Войкулеску, и все увидели сведенный судорогой рот, пену на губах и широко открытые мертвые глаза.

– Амба… – Кучмин возвратился к Маркелову. – Сдох.

– Что с ним стряслось? – спросил старший лейтенант.

– Не знаю. Может, с испугу. Сердце не выдержало…

– Как же, с испугу… – Татарчук забрал у Степана фонарик, нашел щепку и разжал провизору зубы. – Так я и знал… Знакомая картина. У нас на границе такие идейные жмурики не раз попадались. Особенно часто на этот трюк ловились первогодки. Поймают шпиона, довольны, как слоны, – как же, отпуск светит – а он сразу цианистый калий жрать начинает. Лучше смерть, чем плен. Хай жывэ и пасеться вэлыкый фюрер! И кому нужен труп, если он немее рыбы? Смотрите сюда…

Иван выковырял изо рта провизора крохотные осколки ампулы. А затем нашли и ее саму, зашитую в воротник рубахи.

– Жаль, – меланхолично сказал Степан, полируя лезвие ножа.

– Чего тебе жаль? – поинтересовался Татарчук.

– Ушел он от меня, гад…

– Не будь таким кровожадным. На твой век хватит немчуры. До Берлина еще шагать и шагать.

– Кто знает, кто знает…

Все собрались в дальнем углу монастырской трапезной, возле крохотной коптилки. После недолго совещания все единогласно решили: нужно уходить немедленно.

Георге, который скромно пристроился неподалеку, с тревогой прислушивался к непонятной для него речи разведчиков – их затруднения ему уже были известны. Вдруг он вскочил, подбежал к Маркелову, и горячо заговорил, размахивая руками;