Кража в Венеции - Донна Леон

– Мой бывший сожитель – сильный мужчина, – ответила синьора Марци.

– Вы сказали, что были знакомы с мужчиной, который сидел на скамейке.

– Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?

– Я не понимаю, зачем вашему сожителю было его избивать? Только потому, что вы с ним заговорили?

Синьора Марци достала из сумочки хлопчатобумажный носовой платок, белый в крошечных розовых розочках. Вытерла уголки губ, хотя к кофе так и не притронулась. Ярко-розовый блеск, который был у нее на губах, почти стерся. Женщина сложила платок и вернула его на место, и Брунетти хватило пары секунд, чтобы увидеть неброский логотип Hermes на подкладке.

– Мы с ним разговаривали, и этого оказалось достаточно, – наконец произнесла синьора Марци.

И снова облизнула губы.

– А раньше вам случалось с ним разговаривать?

– От кого-то я услышала, что он священник, и подумала, что ему можно довериться, – таков был ее ответ.

Синьора Марци была не похожа на человека, который готов довериться священнику – или вообще кому-либо, – однако это не помешало комиссару с понимающим видом кивнуть.

– Вы хотели поделиться с ним чем-то, чего не расскажешь другу? – спросил он.

Женщина снова сцепила руки на коленях.

– Мне хотелось поговорить с кем-нибудь о нем.

Брунетти додумал сам, кого она подразумевала под этим личным местоимением.

– Понятно. И священник вам помог? – спросил он, хотя ему очень хотелось поинтересоваться, не слишком ли это интимный вопрос, чтобы обсуждать его с малознакомым человеком, даже не присев к нему на скамейку.

Синьора Марци метнула в комиссара быстрый подозрительный взгляд, словно опасаясь, что он знает гораздо больше, чем говорит, и покачала головой.

– Нет, не помог. Сказал, что он уже не священник и советовать мне не может.

Внезапно она вспомнила о кофе, поднесла чашку к губам и удивилась, найдя его холодным. Синьора Марци поставила чашку на блюдце.

– Значит, это была не первая ваша беседа? – спросил Брунетти.

Женщина сделала вид, будто смущена таким вопросом, и промолчала.

– С тем мужчиной на скамейке, – пояснил Брунетти. – Которого ударил ваш бывший сожитель. – И, выдержав небольшую паузу, продолжил: – Он попал в больницу. Об этом вы знали?

Синьора Марци кивнула:

– Да.

И не стала ничего пояснять.

– Так это была не первая ваша беседа?

Она скорчила гримаску, свидетельствующую о раздражении: губы сжались в тонкую линию, глаза прищурились. Брунетти ответил ей прямым, спокойным взглядом человека, ожидающего, когда туча пройдет и можно будет снова наслаждаться солнечным светом.

– Может быть, – уступила наконец синьора Марци.

Брунетти посмотрел в окно, на прохожих, чтобы не выдать ненароком своего торжества. Снова появился официант и принял заказ у женщин у окна, которые теперь переговаривались шепотом, как в церкви. Он посмотрел на Брунетти, и тот покачал головой. Официант ушел.

– Вы говорили с ним как со священником? – мягко осведомился комиссар, размышляя о том, насколько шаблонны все эти беседы со свидетелями, хотя сам не делал различий между ними и допросом.

В самом начале разговора, обнаружив, что дознаватель им верит, те, кому есть что скрывать, расслабляются и начинают понемногу привирать, чем и загоняют себя в ловушку. Существует единственный способ этого избежать – разговаривать с полицией только в присутствии адвоката, но на это мало у кого хватает ума; остальные считают себя достаточно хитрыми, чтобы ответить на любой вопрос.

Голос синьоры Марци стал еще более серьезным.

– Когда мы познакомились, я еще не знала, что он когда-то был священником.

– Где вы познакомились? Как давно это произошло?

Вполне ожидаемый вопрос, и она должна быть к нему готова… И, скорее всего, так оно и было.

– Там, в парке. В прошлом году. Утром я иногда ходила туда – посидеть на солнышке. Это по дороге к лодочной станции, так что, если выйти из дома пораньше, можно на полчаса задержаться на Виале-Гарибальди. По пути на работу…

Брунетти ничего не говорил.

– Обычно он сидел на скамейке с книгой. Однажды свободное место осталось только рядом с ним и я спросила, можно ли присесть; завязался разговор.

– О книге, которую он читал?

– Нет, – решительно ответила синьора Марци. – Я не читаю книг.

Брунетти с понимающим видом кивнул, как будто это было вполне естественно.

– Мы разговаривали о разном. О реальных вещах!

«”А вы тут о каких-то книгах!” – мысленно добавил за нее Брунетти. – Интересно, откуда у женщины ее возраста, очевидно одинокой, столько свободного времени, чтобы часами просиживать на скамейке на Виале-Гарибальди? И как она сумела так быстро освободиться для сегодняшней встречи?»

Синьора Марци воспользовалась паузой в разговоре, чтобы выпить воды. Каждый раз при упоминании о мужчине из парка – чье имя ни он, ни она так и не назвали – Брунетти ждал эмоционального отклика с ее стороны, но его не последовало. Бесспорно, ей не понравилось, когда комиссар спросил об этом человеке; она насторожилась еще больше, когда расспросы стали настойчивыми, но если судить по эмоциям, которые демонстрировала женщина, они с таким же успехом могли разговаривать о погоде. Фактически единственной эмоцией, которую смог считать комиссар, – она почти ощущалась в воздухе, как едва уловимая вибрация, – было раздражение синьоры Марци из-за того, что их встреча в парке заинтересовала полицию.

– Вы говорите, что проводили немного времени в парке по пути на работу. Могу я узнать, синьора, где вы работаете?

– Почему вас это интересует? – спросила она, настороженно глядя на собеседника.

– Любопытно, – ответил Брунетти и улыбнулся.

– Я – личный секретарь, – сказала синьора Марци и, не дождавшись его реакции, добавила: Хотя обязанностей у меня больше, чем у тех, кого на английский манер именуют секретарями-референтами.

У нее было произношение человека, который едва знает иностранный язык.

– О! – Брунетти нужно было показать, что он понял, в чем различие, и впечатлен этим. – Вы работаете на частное лицо?

– Да. У маркезе[120] Пьеро Дольфина.

В памяти у Брунетти сразу же всплыли титульные листы книг, найденных в квартире у Франчини, и на двух из них – экслибрис в виде заглавных P и D и прыгающего дельфина.

– Они друзья с моим тестем, – заметил комиссар, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно обыденнее.

Словно это была похвальба, которую следовало превзойти, синьора Марци сказала: