Цена времени. Книга 3 - Роман Шайх

Жизнь сына Новгородского ремесленника Борьки в последние дни менялась с ранее невиданной быстротой. Сначала удар в спину от своих же воинов, которые должны были защищать жителей города но, по всей видимости, продали свою верность и, пограбив горожан, отбирая чертовски дефицитный хлеб, заперлись в детинце. Как отец проклинал их… Таких слов Борис ранее и не слышал.

Потом они, собрав пожитки, перебрались к брату матери в деревеньку недалеко от города, в котором в последнее время отнюдь не всё гладко. В деревне Борьке не очень понравилось. Как-то всё очень медленно и неспешно. Хотя хлеба было в общем-то в достатке, но вот остальных благ и Борису и, наверняка, остальной его семье, не хватало. Но виду никто не подавал.

Однако их размеренная жизнь в деревне не продлилась долго. Уже вечером дня, когда они прибыли, в деревню вступили таинственные «тëмные кафтаны», как их окрестил по началу Боря, в сопровождении с дядькой Григорием и его сотней.

Сын ремесленника тогда очень сильно удивился, наверное, всему, что было при них. Начиная с железной дисциплины и походного строя, напоминавшего сплошной тëмный гранит, заканчивая, как выяснилось, очень даже красивыми, тëплыми и качественными, хоть и небогатыми «мундирами». Позже Борька узнал, как на самом деле называется их одежда из чëрного и серого сукна. Мундир имел глубокие карманы, шёл сплошным слоем до колен, а на поясе перевязывался кожаным ремнëм, на котором у воинов висели бумажные свëртки, о предназначении которых Борька пока не имел ни малейшего представления. У воинов в чëрных мундирах всю голень закрывали высокие сапоги. Те же, кто носил мундиры серого цвета, на ногах имели не сапоги, а башмаки, но и те весьма неплохие, какие Боря видел разве что на ногах некоторых немецких купцов.

Но больше всего Бориса удивила не одежда воинов, а их оружие. У них не было ни мечей с саблями, ни луков или самострелов. Даже щитов он не видел у пехотинцев. Зато у всех, как на подбор, были удивительные, незнакомые Боре штуковины. Приклад, как у самострела, а в остальном — сплошные новшества. Стальная трубка, закреплённая в деревянном основании и необычные штуковины ближе к прикладу. А на конце — острый, в две пяди, плоский клинок, прикреплённый к той самой стальной трубке. Было ещё много маленьких деталей, которых Боря то ли не заметил, то ли не придал им значения. Ну, подумаешь, чудные копья, мало ли чего немецкие оружейники удумают? Но когда Борька сначала услышал, а после и узрел истинную силу этих штук, именуемых ружьями, он, как все собравшиеся селяне, удивлённо ахнул.

Как оказалось, эти «ружья», которыми были вооружены все поголовно пешие воины, стреляли также, как стреляет пушка: небольшой металлический шарик вылетает из ствола от взрыва пороха. Конечно, Боря не видел, как стреляет пушка, но представление о порохе имел и о стрельбе из пушек слышал как от дядьки Григория, так и от отца, что по осени ходил биться со свеями. Однако пушка — большая, тяжёлая приблуда, а ружьё — вот оно, два аршина в длину, казалось, подъемное даже для Борьки, который хоть и отличался не дюжей силой среди ровесников, но всё же никак не мог считаться взрослым.

А с теми воинами пришёл таинственный для Борьки и для всех остальных собравшихся Александр. Только для отца Бориса он не был незнакомцем, потому как осенью он, как и Борькин папенька, также выходил против шведов и, как сказывал отец, «бился вельми добро, да много русских душ спас, да нехристей погубил не мало». Ещё он рассказывал, что когда воеводу в большой сече ранили, Александра, хоть тот дворянином тогда не был, за его ум и воинскую справность сотники да десятники, посовещавшись, назначили войском командовать. А после похода, когда царское войско свеев в конец разбило, бают, что сам царь этому самому Александру дарственную на село выписал. То самое, Борки, куда за последний Юрьев день, как рассказывали, стеклось несколько сотен крестьян. Ранее невиданные числа для выхода крестьянского.

Но, в общем, до того дня как для Борьки, так для его отца история Александра и села его представлялась очень смутно, возможно даже сказочно, лишь из рассказов не очень знающих людей, которые, как водится, любят преувеличивать. Знал Боря и про игру заморскую, что учинял не раз этот иноземец рядом с торговой площадью, где ранее самые добрые вои на кулаках силами мерились. А однажды они с папенькой даже пришли поглядеть на эту игру. Правда, не с удобных скамей, а из-за забора, потому как все места к тому моменту были уж давно заняты.

Но в тот день, когда он со своими людьми к деревне пришёл, Боря узнал, как всё есть. Ему казалось, что Александр этот чудные вещи говорит, однако слушал его, как и все, с интересом недетским. Говорил он, дескать, действительно крестьяне его свободны и за труд он им честным серебром платит. И что они же у него в ополчении служат, за что свою копейку также имеют.

Потом говорил про то, что воевода в конец обезумел и продал землю Новгородскую свеям. Что готов он впустить нехристей в город, как только те появятся. Правда, Борька слыхивал, что свеи — те же латиняне, а нехристь — лишь круль их. Однако что латиняне, что язычники ни у Борьки ни у остальных православных тёплых чувств не вызывали. Народ поохал, повздыхал и, конечно, поверил. Ну как же не поверить, когда уже столько вестей о погромах за второй стеной пришло. Да и пехотинцы его выглядели ну очень уж убедительно.

Но самое интересное началось после, когда Александр этот стал местных селян ловко против помещика местного подначивать. Борька сначала подумал, что это бунтарь простой, но после вспомнил его историю, ещё раз взглянул на его воинов, пышущих здоровьем, с ружьями наперевес. И как-то раздумались эти мысли сами собой.

А народ тем временем потихоньку свирепел. Так, что Боре в один момент стало очень уж не по себе. И вот, когда селяне были готовы лично выгрызать свою свободу, двое воинов Александра под руки вытащили из двора помещичьего побитого дворянина. Честно говоря, у Бориса этот дядька и целый не вызывал положительных эмоций. Толстый, хмурый и вечно недовольный. А уж побитым на него и вовсе не хотелось смотреть. Его поставили к забору собственного поместья, что грозно возвышалось над деревней. Тогда Александр спросил у народа, хочет ли он и дальше терпеть этого помещика. Ответ последовал незамедлительно. Боря даже вздрогнул,