Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор

В зале судебных слушаний Сюй на глазах многочисленных сторонников показал судьям пачку документов на права собственности. «Любое решение властей о нашем выселении является незаконным, поскольку законы страны защищают нашу собственность, — заявил он. — Мы решили обратиться в суд, потому что до сих пор верим в правовую систему и честность наших судей». На самом деле Сюй знал, что никогда не сможет найти сочувствия в глазах судебной системы. Те же самые парткомы и районные власти, с которыми сражался Сюй, назначали судей и платили им зарплаты. Речь Сюя была лишь благородно звучащей декларацией, пиар-уловкой, которой он надеялся вынудить город и девелоперов предложить ему более выгодные условия. Как бы то ни было, любой шум, который Сюй мог поднять в СМИ, работал ему на руку: он привлекал внимание единственного органа внутри самой системы, который был способен призвать к ответу Чэнь Лянъюя и шанхайские власти в целом. Речь шла об антикоррупционном подразделении КПК, ее Центральной дисциплинарной комиссии.

Одного намека на подобное расследование достаточно, чтобы у любого партийного функционера по спине побежали мурашки. Когда речь заходит об уголовных преступлениях, высокопоставленные китайские партийцы напоминают американских военных. Гражданские правоохранительные органы и иные службы не имеют права их арестовывать, пока обвинения не будут рассмотрены партией. Это разрешается делать только дисциплинарной комиссии. «Допустим, в стране есть общие законы для всех, — сказал мне один чиновник, когда объяснял принципы работы этой системы. — Но в своем собственном доме ты следуешь своим внутренним правилам, и они-то важнее всего».

Эти «внутренние правила» очень просты. Прежде чем разбирать дело кадрового работника, надо заручиться разрешением вышестоящего партийного органа. Другими словами, чем выше чиновник, тем сложнее получить такую санкцию. Лавина коррупционных дел в Китае и безжалостные наказания для тех, кто нарушил правила системы, порой создают впечатление, что КПК всемерно нацелена искоренять взяточничество без каких-либо поблажек. Однако комиссию нельзя считать современной китайской версией «Неприкасаемых» в духе Элиота Несса, поскольку структура этого органа не дает своим работникам полной власти. Процесс получения санкции, защищающий высший эшелон от каких-либо расследований, означает, что комиссия постоянно натыкается на политические ограничения.

В случае Шанхая планка стояла особенно высоко. Этот мегаполис является не просто коммерческой столицей Китая. В рамках партийной иерархии Шанхай обладает статусом целой провинции, и вот почему Чэнь Лянъюй, будучи секретарем горкома, входил и в Политбюро. Единственный способ, позволявший расследовать махинации Чэня и его камарильи, предписывал действовать через их голову. Здесь требовалась санкция самого Ху Цзиньтао и всех девяти членов Постоянного комитета Политбюро, где имелось множество выдвиженцев именно из Шанхая. Сюю очень повезло, что его борьба с местными чиновниками совпала с периодом, когда влияние шанхайской клики в Пекине пошло на убыль. Впрочем, скандал и вызванные им политические пертурбации затянулись на несколько лет.

В сентябре 2008 г. бывший пекинский вице-мэр Лю Чжихуа был осужден за получение взяток на сумму порядка 1 миллиона долларов. Местные кибернавты принялись над ним посмеиваться. «Ну разве это деньги?! — написал один блоггер, обсуждая мздоимство Лю, который отвечал за строительство олимпийских объектов. — Да его вообще можно считать безгрешным. И не надо никаких судилищ. Отпустите бедного чиновника!»

Апокалиптические предостережения насчет подрыва коррупцией партийной власти, исходящие из уст китайских вождей, стали обыденным явлением за последние два десятилетия. В 2006 г. в речи к антикоррупционной комиссии Ху Цзиньтао открытым текстом сказал, что произвол партийных бюрократов вызывает рост социальной напряженности и общественные протесты. «Эта мина, заложенная под наши социальные устои, может привести к цепной реакции взрывов, которые посеют хаос и парализуют административную работу», — заявил он. При всей своей драматичности, высказывание Ху не слишком отличалось от столь же мрачных пророчеств Цзян Цзэминя, его предшественника. Откровения, всплывавшие при каждом новом скандале, давно уже вызывали бурю возмущения в официальных СМИ, после чего наступала очередь хмурых заявлений старшего партийного руководства: партия-де ведет «смертельный бой» с коррупцией. Каждый потом клялся работать лучше, а жизнь как шла, так и идет, потому что не меняется антикоррупционная система, по сути, позволяющая высшим чиновникам быть контролерами самих себя. Впрочем, с течением времени одно изменение все-таки произошло: размер взятки стал исчисляться миллионами долларов даже в случаях с представителями относительно низкого управленческого звена.

В конце 1990-х гг. печально знаменитое сямыньское дело потрясло как обычных граждан, так и центральное правительство. Один малообразованный, но весьма пройдошистый бизнесмен сумел подкупить чуть ли не весь городской муниципалитет, а также пограничников грузового порта, и ввез беспошлинной контрабанды на 6 миллиардов долларов. Впрочем, нынче о коррупционных историях во всех — даже самых бедных — уголках страны так часто сообщается в печати, что их и не замечают, как привычный шумовой фон.

За несколько месяцев 2009 г., пока я писал эту главу, начальник ж/д управления Урумчи (Западный Синьцзян) был осужден за казнокрадство в объеме 3,6 миллионов долларов; в Шанхае чиновник среднего звена, отвечавший за муниципальную собственность, проворовался на 1 миллион долларов и по решению суда лишился заодно и недвижимости стоимостью 6 миллионов долларов; в небольшом уездном городке неподалеку от Чэнду (провинция Сычуань) секретарь горкома и глава местной риелторской компании были казнены за взятки на сумму 2,5 миллионов долларов; во время обыска в доме начальника милиции самого бедного города провинции Гуандун было обнаружено наличности на 4,4 миллиона долларов; в Чунцине (Западный Китай) глава местной промзоны оказался на скамье подсудимых за растрату 32,1 миллиона долларов и за взятки на сумму 1,4 миллиона долларов, причем численность его подельников-бюрократов достигла тридцати человек; в Чанчуне (северо-восточный промышленный пояс) начальник милиции одного из округов держал в своем доме наличность на 1,9 миллиона долларов; а вице-мэр Сучжоу, отвечавший за городскую строительную программу, был осужден за одну-единственную, но рекордную взятку в размере 12 миллионов долларов. Когда речь идет о таких суммах, не приходится удивляться, что пекинский вице-мэр, державший под контролем многомиллиардный строительный бюджет, подвергся насмешкам за очень уж скромные «достижения».

В стране, ежегодно кующей новых миллионеров, неотразим соблазн попользоваться служебным положением. Китайский бюрократ имеет высокий статус, полномочия и все льготы, присущие административной системе с тысячелетними традициями. Однако конкуренция за обладание административной должностью обусловлена не только тягой к престижу и власти. Многие хотят получить такую работу именно оттого, что она поддается «монетизации». Ван Мингао, руководивший группой по изучению так называемого синдрома честного бюрократа (название, которое лишь подчеркивает редкость такого явления), утверждает, что «идея стать чиновником подразумевает стремление к обогащению». Если бы должности не обладали денежным потенциалом, не было бы и черного рынка, где продаются и покупаются места в органах государственного управления.