Обитель зла: Апокалипсис - Кейт Р. А. ДеКандидо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они поверят этому. Эшфорд был бесконечно предан этой глупой девчонке. Совет директоров даже утвердил использование ее в качестве шаблона для искусственного мозга «Улья», чего Кейн никак не мог понять.
Но тем не менее они очень многому научились и в следующий раз таких ошибок не допустят.
Возможно, самым важным будет полностью уничтожить личность в теле, которое примет облик Немезиса. Этот момент оказался провальным в обеих частях эксперимента. Индивидуальность Эбернати оказалась слишком сильной, да и Эддисон ухитрился заглушить программирование.
Потребуется время и для того, чтобы найти замену для руководителей боевых групп, которых они потеряли. Солдаты как таковые были не вопрос — пучок за пятачок, их легко найти в армиях, полицейских управлениях и тюрьмах всего мира. Ресурсы практически не ограничены.
По-настоящему трудно найти замену таким людям, как Оливера, Уорд и Один. Если Кейн и чувствовал хоть что-то, похожее на сожаление, то лишь по поводу потери этих людей и Эшфорда.
Но в конце концов и им найдется замена.
Жизнь ничего не стоит.
Он залез в С89. Монтгомери, пилот, уже запустил двигатель.
Перекрикивая шум винта и работающего двигателя, Кейн приказал пилоту:
— Взлетаем!
Позади он слышал перестрелку солдат с Оливерой и той женщиной в голубом топике, которую он не знал.
Судя по тому, что Тимоти видел, она была отличным стрелком, так что она и Оливера — с чьим мастерством Кейн был знаком прекрасно — легко противостояли дюжине отборных бойцов Кейна.
Тимоти услышал крик женщины:
— Он уходит!
«Нет, — подумал он, — уже ушел». Кейн намеревался выжить, ибо именно это удавалось ему лучше всего. Он выживал в любых условиях, какие бы жизнь ни предлагала ему — начиная со средней школы, которую он посещал после эмиграции из Германии, и до опасностей войны в Персидском заливе и ужасов последних дней в Ракун-сити.
И Тимоти не только выживал, но и преуспевал.
Именно поэтому он и был лучшим.
Кейн простоял в грузовом отсеке несколько секунд, но вертолет все не поднимался. Рассерженный, он пошел в кабину пилота.
— Почему мы все еще не взлетели? — требовательно спросил он.
— Да откуда мне знать, как эта чертова штука работает? — голос был незнакомым.
Человек в кресле пилота развернулся, и оказалось, что это тот черный бродяга, который пришел с Оливерой и женщиной в голубом. Это он был в оружейном магазине вместе с сотрудниками ООТИС, но, так как негр явно не представлял опасности, Немезис оставил его в живых.
Теперь Кейн понял, что это была его тактическая ошибка.
Он потянулся за револьвером, но черный ударил его по лицу.
В полубессознательном состоянии Кейн свалился на пол.
— Этому трюку я выучился в начальной школе.
У Кейна все плыло перед глазами. С юности ему не доставалось так сильно.
Он попытался встать, но его конечности отказывались служить. В полутьме рядом на полу кабины он видел такое же распростертое тело Монтгомери.
Следующее, что Кейн почувствовал, были руки, вцепившиеся ему в грудь.
— Вавай.
Это звучало как-то странно.
Наконец его зрение прояснилось. Он увидел женщину в голубом топике. Он понял, что она сказала: «Вставай». Но Кейн никак не мог заставить свои ноги двигаться.
Женщина рывком подняла его и толкнула в грузовой трюм. Холодный металл пистолета уткнулся ему в шею.
Немного проморгавшись, он увидел дочку Эшфорда. Она стояла в трюме, прижимая к себе, как всегда, коробку для завтраков, как самое дорогое в жизни. Оливера тоже был там, он держал Эбернати, в груди которой зияла ужасная рана.
Рана, конечно, заживет. Физически она была очень сильна, хотя умственно, похоже, слаба.
Интересно, что стало с Немезисом?
Пора было начинать торговаться. Кейн пока мог выпутаться из этого.
— Вы еще сами не знаете, что я могу с вами сделать. Не совершите ошибки.
— Заткнись, — сказала женщина в топике.
За спиной Кейн услышал голос черного бродяги:
— Давай поднимай вертолет, живо! Не заставляй меня снова бить тебя, блин! — Он явно разговаривал с Монтгомери.
— Я мог бы доставить вас в любое место, куда вы захотите, — сказал Кейн. — Я мог бы…
Эбернати уставилась на него ледяными голубыми глазами.
Тимоти Кейн, «Мастак», без страха встречал все ужасы войны в пустыне. Он был на краю гибели сотни раз. Но никогда за все время службы он не боялся.
Спустя десять лет, глядя в глаза одинокой раненой женщины в грузовом трюме вертолета, стоящего посреди города, который вот-вот взорвут, Тимоти Кейн испытал страх.
Войска Саддама хотели убить своего врага. В этом не было ничего личного: они выполняли свой долг, так же как Кейн выполнял свой, убивая их.
Элис Эбернати хотела его смерти потому, что он был Тимоти Кейн.
Впервые в жизни Кейн понял, что жизнь совсем не дешевая штука. Она была драгоценна.
И он хотел сохранить свою.
— Ради бога, — сказал он, — что вы собираетесь делать?
Элис вырвалась из рук Оливеры и подошла к нему. Она схватила его за рубашку, так же как женщина в топике.
— Ничего.
С этими словами она выбросила его из грузового трюма.
Кейн приземлился неудачно, но повреждения были сравнительно невелики. С89 еще не поднялся. Бывало с ним и похуже.
Но вот вертолет начал подниматься. Кейн попытался встать — но тут кто-то схватил его.
Даже пуленепробиваемый материал поддается при сильном давлении, и как бы ни были крепки пластигласовые щиты «Амбреллы», даже они сломаются, если в них все время стрелять.
Под напором пулеметного огня и перестрелки беглецов с его бойцами барьеры, которые сдерживали толпы ходячих мертвецов, рухнули.
И теперь они стаями заходили на площадь. Так как вертолет поднялся, а все остальные на площади были мертвы, Кейн оставался их единственной целью.
Он выстрелил в того, который вцепился ему в ногу, потом в того, что шел за ним. Это были смертельные выстрелы, прямо в голову, но они ничего не изменили. Их были сотни — среди них были и его собственные бойцы, оживленные Т-вирусом, который витал в воздухе.
Вскоре Кейн понял, что шансов у него нет никаких. Их были сотни, а он один. Это была не пустыня, здесь он не мог рассчитывать на свой батальон или подкрепление.
Тимоти был совсем один.
И он должен был умереть.
Пусть так, но хотя бы это он сделает так, как захочет.