Дариар. Дорога к дому - Екатерина Аникина

частью той фигни, которую в некоторых кругах называют человеческой речью. Кстати, наличие у нас способности воспроизводить звуки именно в этой последовательности осознанно, и отличает нас от приматов и всей остальной фауны.

Я в очередной раз попробовал пошевелить пальцами рук и ощутил, что они мне повиновались и даже обрели некоторую чувствительность, следовательно, сила заклинания начинала ослабевать. То же самое происходило и с ногами, потому что помимо чувствительности появилось небольшая подвижность. Это не могло не радовать. Значит, маг, стоящий передо мной либо слаб изначально, либо ослаблен настолько, что не может долго удерживать простые заклинания. Я же не волшебник, я только учусь, как говорится. А раз я не могу колдовать, то буду стараться делать только то, что умею довольно неплохо: говорить. Говорить и ждать, когда сила заклинания ослабнет до той степени, когда я смогу сопротивляться ему на физическом уровне.

— Это всегда было самой большой загадкой, причем, не только для меня, каким образом мальчишка, не умеющий ничего, кроме как прислуживать, и так и не научившийся ничему в своей никчемной жизни, вдруг обрел столько наглости и уверенности в себе. Только как ты обошел заклинание, которое невозможно обойти и обмануть? — тут до меня дошло, кем может быть эта воняющая фигура.

— Ох ты ж, пресвятые угодники и тринадцатый апостол, старикашка Люмоус, какая неожиданно-неприятная встреча. То-то я о тебе не далее, чем минуту назад, вспоминал. Сам понимаешь, это не улучшает твою репутацию в моем личном рейтинге типов, достигших днища, — путы неожиданно отпустили правую руку, и я еле удержал затёкшую конечность в том же самом положении, чтобы не привлекать внимание чернокнижника. Зачем ему беспокоится о том, что птичка из клетки может убежать?

— Ты думаешь, я играю с тобой в игры? — капюшон вплотную приблизился к моему лицу, и я поморщился от отвращения и брезгливости.

— Дядя, ты бы зубы почистил, прежде чем в гости напрашиваться, особенно, учитывая, что я тебя к себе не звал, а то не культурно это, а еще пэром себя называл. — Путы полностью исчезли, но я был к этому готов, чтобы не упасть, как мешок с неприличным содержимым, хотя прилично затекшие ноги попытались сыграть со мной злую шутку, но я им не позволил. Приземлившись на ноги, я резким движением схватил Люмоуса одной рукой за капюшон, второй обхватил за запястье его правую руку. Старик дернулся назад, пытаясь вырваться из захвата, но я, прилагая немалые усилия, потянул его на себя. Огонь взметнулся прямо передо мной, не причинив своему хозяину ни малейшего вреда, что нельзя сказать обо мне: ладонь обожгло, и от накатившей боли я выпустил руку старика. Но прежде, чем вторая волна достала меня, я сдернул капюшон с лица некроманта и от неожиданности одернул руку, полностью теряя даже видимость небольшого контроля над ситуацией. Передо мной вместо привычного лица пэра Люмоуса оказался гладкий череп, с красными огнями вместо глаз и клубком червей во рту вместо языка.

Люмоус, если конечно, это был он, холодно рассмеялся, увидев мою реакцию на его потрясающий воображение облик, вздернул руки вверх и меня на пару секунд окутало алое сияние, принеся с собой кратковременную боль во всем теле и на короткий миг парализовав меня.

Некромант быстро накинул на голову капюшон, стараясь как можно скорее скрыть свою уродливую голову, и вышел за пределы круга, образованного синем пламенем. Через секунду коридор в стене огня пропал, и пламя набросилось на меня со всех сторон.

* * *

Птички поют, и их пение проникает расслабляющей музыкой в измученный разум. Давно я не слышал простых звуков природы, лишенных спорящих голосов, бесконечной ругани, без бешенной скачки и нескончаемых звуков битвы. Вот бы лежать так и дальше, слушая эту музыку переговаривающихся между собой пернатых, ощущая запах свежескошенной травы, на прогретой летним солнцем земле, позволяя расслабиться давно нуждающимся в полноценном отдыхе мышцам.

Я буквально подпрыгнул на месте, разглядывая живописный луг с высокой зеленой травой, окружающий меня со всех сторон, конца которого видно не было. Сердце бешено колотилось, а рука уже привычно потянулась к мечу, но вместо теплой рукояти мои пальцы сомкнулись на пустоте. Я смотрел на пустые ножны широко раскрытыми глазами и ощущал, как трясутся руки. Так, не время предаваться панике. Хотя на самом деле — самое время, потому что никого из знакомых лиц по близости не наблюдалось, как и не знакомых. Я находился на каком-то лугу, нигде по близости не было даже намека на густой лес, который оккупировали ушастые вместе с их ненормальной богиней, и оружия, единственного, что придавало мне хоть немного уверенности, в пустых ножнах не было. Я проверил все карманы, но ничего в них не обнаружил. Кодекс Веруна тоже умудрился приделать крылья и упорхнуть от меня в неизвестность, как и дневник одной печально известной ведьмы.

Я медленно обводил взглядом окружающее меня пространство, и не имел ни малейшего понятия, что же следует делать дальше. Что-то не давало мне покоя, не то что я оказался непонятно где в гордом одиночестве, а что-то другое, что никак не укладывалось в рамки обычного восприятия.

Так как поле без конца и края находилось вокруг меня, то выбирать в какую сторону идти, не было никакого смысла. Солнце стояло высоко, следовательно, сейчас самый разгар жаркого дня. Ненавижу эльфов и все, что с ними связано. Еще раз посмотрев по сторонам, я вздохнул и пошел прямо через высокую траву, пытаясь найти хотя бы подобие какой-нибудь дороги.

Пройдя пару метров, я замер, осторожно оглядываясь по сторонам. Вокруг меня колосилась рожь. Но я точно помню, что валялся на луговой травке. Как сугубо городской