Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты - Александр Ли

С другой стороны, «Шествие волхвов в Вифлеем» демонстрировало также, что новая порода меценатов часто состояла из исключительно неприятных и очень опасных людей, которые были готовы на совершенно безжалостные поступки, удовлетворяя свое честолюбие с помощью возможностей, созданных силами, способствовавшими «возвышению мецената». Хотя они стремились с помощью искусства создать образ легитимности, эта потребность в легитимности была тем более острой, чем более незаконными, аморальными и зачастую насильственными средствами эти люди поднимались к величию. Все это делало их потребность в меценатстве еще более сильной. Образцами «возвышения мецената» могут служить самые жестокие и ужасные мужчины (а порой и женщины). И хотя они остаются «соавторами» произведений искусства, созданных по их заказу, последние чаще всего были призваны прикрыть их самые ужасные преступления. Чем более замечательным и прекрасным было произведение искусства, тем серьезнее были преступления мецената и тем более циничными были его намерения. И хотя Козимо де Медичи и Галеаццо Мария Сфорца вошли в историю как величайшие меценаты своего времени, их же можно назвать самыми отвратительными и циничными людьми того периода. Искусство, которому они покровительствовали, в той же мере доказывает их моральную нечистоплотность, как и талант художников.

Последствия всего этого были значительны. Если меценаты играли столь же важную, как и художники, роль в формировании и определении путей развития искусства эпохи Ренессанса, то невозможно в полной мере понять искусство того периода, не поняв социального мира, в котором эти люди жили, и не погрузившись в мрачные и порой отвратительные детали их личной жизни. Мы не должны соблазняться роскошью заказываемых ими работ. Нам нужно понять мир, который стоял за этими картинами, мир, населенный неидеальными мастерами цвета и гармонии, о которых мы думаем, слыша слово «Ренессанс», но людьми честолюбивыми, алчными, готовыми пойти на насилие и убийство.

Среди множества лиц на «Шествии волхвов в Вифлеем» есть портреты трех мужчин, которые символизировали три самых важных типа меценатства в эпоху Ренессанса. Проследив жизненный путь и карьеру банкиров, наемников и пап, мы откроем для себя новый и совершенно другой Ренессанс – Ренессанс, не такой, каким кажется, а такой, который становится еще безобразнее.

Совершенно ясно, что Козимо де Медичи сознательно использовал фрески Гоццоли, чтобы продемонстрировать свое богатство и власть. Но Галеаццо Мария Сфорца должен был заметить, что «Шествие волхвов в Вифлеем» указывает на еще одну, совершенно иную сторону характера стареющего банкира. Несмотря на роскошь и уверенность композиции, Козимо предпочел сделать собственное изображение довольно скромным. Он не занимает почетного места (хотя этого вполне можно было ожидать), а находится на некотором расстоянии от центра драмы. На маленьком ослике он скромно следует за своим сыном, Пьеро. Козимо почти сливается с толпой. Золоченые поводья и отороченные мехом манжеты ничем особым не выделяются, никакой показной роскоши. Одежда его очень проста – это почти одежда кающегося. Даже красная коническая шляпа написана так, чтобы свести визуальное впечатление к минимуму. Действительно, перед нами не безжалостный гордец, а живое воплощение скромности и смирения.

Это была загадка. Хотя в бизнесе и политике Козимо мог делать практически все, что ему было угодно, но, как узнал Галеаццо Мария, он «всегда старался держаться на заднем плане, скрывая свое огромное влияние и действуя, когда возникала необходимость, через посредника».1 За 10 лет до рождения Макиавелли Козимо интуитивно понял всю ценность маскировки.

Но Галеаццо Марии было трудно избавиться от подозрения, что Козимо неспроста старался казаться скромным и незаметным.2 Было хорошо известно, что он не раз пытался скрыться от жизни, которую сам для себя построил. До Галеаццо Марии доходили слухи, что Козимо любит затворяться в келье, которую специально для него отвели в Сан-Марко. И там он проводил дни в безмолвной молитве или в благочестивых спорах со своим другом, фра Антонио Пьероцци. Человек, спокойно восседающий на осле, не просто притворялся кающимся грешником. Портрет Козимо был очень точным.

Фреска «Шествие волхвов в Вифлеем» была очень точным отражением жизни, характера и «публичного образа» Козимо. Галеаццо Мария увидел перед собой удивительно сложный и даже противоречивый портрет человека, стоящего перед ним. Щедрое великолепие, политические махинации и холодная хитрость в нем сосуществовали рядом с кротостью, колеблющейся между макиавеллиевским обманом и искренним благочестием. Этот старик был «непостижимым сфинксом».3 Казалось, что в Козимо живет не один, а два или даже три человека.

Но, несмотря на очевидные противоречия, Галеаццо Мария видел перед собой абсолютно логичный и последовательный образ Козимо де Медичи. Хотя по масштабу политического и финансового влияния Козимо не знал себе равных, однако он был живым воплощением типичного торгового банкира эпохи Ренессанса. Средства, с помощью которых он приобрел богатство и власть, ярко отраженные на фресках Гоццоли, были сутью процесса рождения новой породы деловых людей. Эти люди всего добивались хитростью. В то же время стремление Козимо к великолепию, щедрости и притворству было живой иллюстрацией новых проблем, с которыми предстояло столкнуться следующим поколениям хитроумным банкирам. И, пожалуй, самое главное. «Шествие волхвов в Вифлеем» отражало ту степень, в какой Козимо и его предки-торговцы использовали меценатство для создания публичного образа, способного решить каждую из этих проблем.

Проследив удивительный и зачастую шокирующий путь, который сделал Козимо де Медичи человеком, способным вселить в Галеаццо Марию столь сильную неуверенность, можно понять теневой и весьма неприятный мир банкиров эпохи Ренессанса и те безобразные и циничные соображения, которые заставили их сыграть столь замечательную роль в искусстве этого периода. Ведь именно эти люди стали самыми известными меценатами Ренессанса. Хотя эта история неразрывно связана с миром политических интриг, коррупции и заговоров, но в то же время и с большими деньгами, колоссальными прибылями и неизбежно с моральным банкротством, которое приводило к скандалам, и сегодня сопровождающим многих банкиров. И, как показывает история, стоящая за «Шествием волхвов в Вифлеем», эта порода сверхбогатых людей жила жизнью, совсем не похожей на красоту и роскошь произведений, созданных по их заказам.

Из менял в банкиры

Во многих отношениях Ренессанс был золотым веком торговых банкиров. В их жизни все определялось их нестабильным богатством – даже в большей степени, чем сегодня. Но в 1459 г. ни одна банкирская семья не была так фантастически богата, как Медичи. Рядом с ними Крез показался бы нищим. В период с 1435 по 1450 г. Козимо де Медичи получил прибыль в 203 702 флоринов.4 Если оценка Джованни Ручеллаи верна, то одна лишь эта цифра равна 13 % всего богатства Флоренции.5 Но тут речь шла только о прибыли, и прибыли всего лишь одного члена семьи. Если принять в расчеты весь объем инвестиций Медичи, то их состояние с легкостью превысит состояние любого крупнейшего государства Европы.