Четвертое сословие - Джеффри Арчер

Следующий вопрос редактора удивил его:

— Вы можете отложить решение на две недели?

— Почему? — поинтересовался Таунсенд.

— Потому что мой спортивный редактор вернется из отпуска только в конце месяца.

— Спортивный редактор, который берет три недели отпуска в разгар крикетного сезона, вероятно, даже не заметит, если за его столом будет сидеть кто-то другой, — отрезал Таунсенд.

Спортивный редактор подал заявление об уходе в день возвращения из отпуска, лишив Таунсенда удовольствия уволить его лично. Через несколько часов он назначил на его место двадцатипятилетнего спортивного обозревателя.

Узнав об этом, Фрэнк Бейли тут же ворвался к Таунсенду.

— Назначать сотрудников — прерогатива редактора, — начал он, даже не закрыв дверь в кабинет Таунсенда, — а не…

— Уже нет, — не дал ему договорить Кит.

Мужчины молча смотрели друг другу в глаза. Потом Фрэнк сделал еще одну попытку:

— В любом случае он слишком молод для такой ответственной должности.

— Он на три года старше меня, — возразил Таунсенд.

Фрэнк прикусил губу.

— Могу я напомнить, — проговорил он, — когда вы впервые пришли в мой кабинет четыре недели назад, вы уверяли меня — цитирую «Я не собираюсь быть издателем, который вмешивается в редакционные решения»?

Таунсенд поднял глаза и слегка покраснел.

— Простите, Фрэнк, — сказал он. — Я солгал.

Задолго до истечения назначенного ему срока разрыв между тиражами «Мессенджера» и «Газетт» начал сокращаться, и леди Таунсенд забыла и думать о предложении «Мессенджера».

Осмотрев несколько квартир, Кит наконец нашел идеальный, с точки зрения расположения, вариант и через несколько часов подписал договор аренды. Вечером он объяснил матери по телефону, что из-за напряженной работы не сможет приезжать к ней в Турак каждые выходные. Она ничуть не удивилась.

На третьем заседании правления Таунсенд потребовал, чтобы совет директоров назначил его исполнительным директором: ни у кого не должно оставаться сомнений, что он здесь не просто сын своего отца. С незначительным перевесом совет проголосовал против. Когда вечером он позвонил матери и спросил: «Ма, как ты думаешь, почему они так поступили?» — она ответила: «По-видимому, они решили, что человеку, недавно отметившему двадцать третий день рождения, вполне достаточно титула издателя».

Через шесть месяцев после перехода из «Мессенджера» в «Газетт» новый руководитель отдела распространения доложил, что разрыв между двумя газетами сократился до 32 тысяч. Новости привели Таунсенда в восторг, и на следующем заседании правления он сообщил директорам, что пришло время сделать «Мессенджеру» предложение о поглощении. Несколько старых директоров с трудом удержались от смеха, но Таунсенд представил им цифры, разложил перед ними какие-то чертежи, которые называл графами тенденций, и сумел доказать, что банк согласился его финансировать.

Убедив большинство своих коллег, Таунсенд продиктовал письмо сэру Колину, в котором предлагал купить «Мессенджер» за 750 тысяч фунтов. Официального ответа на свое предложение Таунсенд не получил, но его юристы доложили, что сэр Колин созвал чрезвычайное заседание правления, которое состоится на следующий день.

Свет на административном этаже редакции «Мессенджера» горел до позднего вечера. Таунсенда не пропустили в здание, и он ходил взад и вперед по тротуару в ожидании решения правления. Через два часа он забежал в кафе на соседней улице и съел гамбургер, а когда вернулся на свой пост, огни на верхнем этаже все еще горели. Если бы мимо проходил полицейский, его могли бы арестовать за подозрительное праздношатание.

Наконец во втором часу ночи свет погас, и из дверей здания стали выходить директора «Мессенджера». Таунсенд с надеждой заглядывал каждому в глаза, но все они прошествовали мимо, не удостоив его даже взглядом.

Таунсенд дождался, пока в здании не осталось никого, кроме уборщиц. Тогда он неторопливо побрел в редакцию «Газетт», зашел в типографию и стал наблюдать, как утренний выпуск выходит из-под пресса. Он знал, что этой ночью не сможет уснуть, поэтому сел в фургон и вместе с рабочими развозил утренний номер по городу. Всякий раз он следил, чтобы на стойках «Газетт» ставили над «Мессенджером».

Два дня спустя Банти вложила письмо в папку «Срочное»:

Таунсенд улыбнулся и бросил письмо в мусорную корзину.

Следующие несколько месяцев вся редакция «Газетт» работала день и ночь, яростно наступая на противника. Таунсенд неустанно твердил своей команде, что любой из них может потерять работу — даже редактор. Многие увольнялись, не выдержав столь напряженного ритма, не поспевая за переменами в «Газетт», но еще больше работников переходили к нему из «Мессенджера», сообразив, что намечается «смертельная схватка» — эту фразу Таунсенд повторял на каждом ежемесячном собрании персонала.

Через год после возвращения Таунсенда из Англии тиражи двух газет практически сравнялись, и он решил, что пришло время еще раз позвонить председателю «Мессенджера».

Услышав в трубке голос сэра Колина, Таунсенд не стал тратить время на любезности и сразу сделал дебютный гамбит:

— Если семьсот пятьдесят тысяч фунтов мало, какова, по-вашему, реальная стоимость газеты?

— Гораздо больше, чем вы можете себе позволить, молодой человек. В любом случае, — добавил он, — я уже говорил, «Мессенджер» не продается.

— Ну что ж, вернемся к этому разговору месяцев через шесть, — сказал Таунсенд.

— Никогда! — закричал сэр Колин.

— В таком случае я просто вытесню вас с улиц, — заявил Таунсенд. — И когда от вашей газеты останутся только жалкие руины, вы с радостью примете и пятьдесят тысяч. — Он немного помолчал. — Не стесняйтесь, звоните, когда передумаете.

На этот раз трубку швырнул сэр Колин.

В тот день, когда «Газетт» впервые продала больше экземпляров, чем «Мессенджер», Таунсенд устроил праздничную вечеринку на четвертом этаже. Он объявил об этом радостном событии в крупном заголовке на всю первую полосу, под которым поместил снимок сэра Колина, сделанный год назад на похоронах его жены. С каждым месяцем разрыв между газетами увеличивался, и Таунсенд не упускал возможности сообщить своим читателям новые цифры тиража. Он не удивился, когда ему позвонил сэр Колин и предложил встретиться.

Переговоры шли несколько недель, и в конце концов они заключили соглашение о слиянии двух газет, но только после того, как Таунсенд выбил себе две уступки, которые и были его единственной истинной целью — газета будет печататься в его типографии и называться «Газетт-Мессенджер».