Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль

Мне было поручено командование операцией. Вечером 22-го на маленьком белом деревянном столе в моей избе я оставил завещание и отправился в этот новый переплет.

В полночь мы должны были быть в Староселье. Шел снег, и нашим грузовикам потребовалось два часа, чтобы преодолеть по дороге, вымощенной кругляком, пятнадцать километров через сосновый лес на юго-западном направлении. Мы должны были совершить этот обходной маневр по тылам фронта, чтобы враг не смог вычислить ни малейшего признака подготовки атаки.

От Староселья мы спустились к болотам. Нам надо было преодолеть эти болотистые места на юге от позиций, которые нужно было уничтожить; таким образом, красные в Ирдыни ни о чем не подозревали.

Вторая и третья пехотные роты бригады «Валлония» должны были действовать совместно; нас сопровождали отряды немецких саперов, вооруженные минами и огнеметами. Их задачей было уничтожение любого укрепленного дома в Ирдыни по мере продвижения нашего штурма.

Наши пехотные роты должны были развернуться в цепь в лесах на востоке от Ирдыни по всей ширине городской линии и, овладев населенным пунктом, закрепиться на этом участке на все необходимое для разгрома время. После того как минами и огнеметами будут уничтожены все укрепления для возможной атаки Советов в центре фронта, нам следовало вернуться на линию наших позиций по возможности через болота.

В полной тишине мы продвигались по крутой тропе. Колонна на марше утрамбовывала снег. Время от времени какой-нибудь солдат падал с дороги, роняя свой автомат, и катился в овраг.

Колонна достигла илистой местности: было почти четыре часа. Лунный свет погас в тумане, благоприятствуя нашему продвижению. На три километра вглубь таинственно простирались чернеющие болота, полные неожиданностей и ловушек.

Нас вел проводник. За ночь до этого он один попытался пройти и более-менее знал места. Я шел позади него, за мной гуськом триста солдат в полном молчании, прислушиваясь к малейшему шуму.

Почти повсюду снег был пропитан водой и илом. Мои солдаты, одетые в свою толстую зимнюю экипировку, задыхались. Их лица под большими меховыми шапками блестели от пота.

Иногда приходилось пересекать речушки по стволу дерева. Ноги дрожали от усталости. Темнота была непроглядная. Солдаты скользили, падали по пояс в воду.

И вот тогда на юго-востоке раздался мрачный вой сирены. Я подумал, что все пропало. Каждый застыл в иле. Но сирена по-прежнему выла, и ничего не происходило.

Ничего и не произошло. Мы так никогда ничего и не поняли о случившемся. Может быть, тревога была в другом месте? Вой длился двадцать минут. Мы возобновили продвижение. В темноте угадывались очертания больших кустов. Там находился берег, но там находились и вражеские посты.

Теперь мы предельно осторожно переступали в своих валенках, чтобы не обозначить свое присутствие. Какая бы трагедия разразилась вдруг, если бы враг начал стрелять по изнуренному отряду, у которого кроме этой губчатой пористой почвы не было никакого пути отступления!

Я добрался до маленькой рощицы. За мной один, другой… Все наши триста контрабандистов, как летучие мыши, добрались незамеченными. Лес был рядом с нами. В галлюцинозной тишине, зарывшись в снег, мы отдохнули несколько минут.

Мы добрались до надежного места. Советские посты слева и справа от нас должны быть довольно далеко от места, где мы вышли из болот. Лишь бы только советские часовые спали с большим убеждением, что никогда вражеский отряд не осилит переход через эту проклятую зону в три километра неизвестных болот.

Во всяком случае, худо-бедно нас было несколько сотен по другую сторону боевых позиций врага. Нам оставалось осторожно пройти вдоль этой линии четыре километра до того момента, когда мы точно выйдем на востоке к опорной базе русских в Ирдыни.

Этот ночной переход, при беззвучных командах, в самой середине вражеских позиций, был совершен по дороге лесорубов, пересекавшей Черкасский лес. Дозоры и минеры с миноискателями шли на пятьдесят метров впереди нашей колонны.

Держа пальцы на спусковых крючках, мы следовали за ними, готовые к боевому развороту на случай атаки.

Но в подобной ситуации лучше было не думать об атаке, внутри расположения советских частей, без малейшей возможности помощи или отступления. Если бы враг догадался или обнаружил бы, что триста солдат вот так просто идут в пять часов утра по его тылам, если бы он обрушил на нас свою мощь, мы бы все рано или поздно были бы уничтожены, несмотря на наше сопротивление.

Просвечивался день. Мы приближались к цели. Я по компасу направил пехоту напрямик, чтобы достигнуть опушки леса близ Ирдыни.

Вторая рота имела приказ броситься в атаку, выйдя на юго-востоке. Поэтому она довольно быстро дошла к исходной позиции.

Третья рота должна была атаковать с востока на запад. Она должна была под прикрытием деревьев подняться по всей линии городка, бесконечной, как и все русские деревни.

Снег лежал толстым слоем, лес состоял из плотно посаженных рослых елей. Я развернул своих людей в цепь, так как не знал расположение советских наблюдательных постов; заваруха могла разразиться в любую секунду. Я хотел оттянуть ее насколько возможно: в противном случае как достичь восточной части Ирдыни? Мы обязательно должны были добраться, не вызвав тревоги.

Мы долго ползли по снегу в ста метрах от опушки леса, мы уже видели крыши Ирдыни, несколько дымков над трубами, изгороди.

Мы уже продвигались двадцать минут, когда я увидел двух советских солдат. Должно быть, они что-то услышали. На головах у них были толстые меховые шапки. Они с тревогой смотрели в нашем направлении.

Мои люди зарылись в снег. Слегка приподнявшись, я наблюдал за местностью. Показались другие русские, человек двадцать, затем тридцать, так же бесшумно, как и мы, с автоматами в руках.

* * *

Мы опять поползли. Красные продвигались на уровне нашей высоты, явно не понимая, что может произойти в этом лесу, так как немецкий фронт был в другом направлении на западе, а не на востоке; для них направление, на котором мы находились, было тылом; но тогда почему трещит мертвый лес, сухие ветки? Почему они видели, как вздрогнули ветви ели?

Имея на фланге этот странный эскорт, мы смогли преодолеть еще метров пятьдесят. Мишень была соблазнительной: несколько очередей, и три десятка врагов были бы скошены. Я делал отчаянные знаки своим спутникам, чтобы сдержать их нетерпение. Мы были там не за тем, чтобы убить тридцать солдат, но чтобы взять Ирдынь. Единственное, что следовало сделать немедленно, — это пройти насколько возможно дальше на восток.

Слева от нас мы увидели центр города.

Вдруг, как удар: в самом лесу в двадцати метрах перед нами были два советских блиндажа, и оттуда открыли огонь. С воем мы бросились в рукопашную. Русские, волосатые гиганты, яростно сопротивлялись. Моя винтовка сломалась надвое в руках: я схватил ручной пулемет одного раненого и прыгнул в гущу посреди укреплений Советов. Наши люди косили русских. Те, кто выжил в нашей схватке, бросились в деревню, мы устремились за ними. Как только мы овладели этими двумя укреплениями, нам предстояло атаковать, хотя и с тыла, но всю укрепленную мощную систему Советов.