Темная полоса - Яна Розова

Обернула полотенцем его бедро выше раны, связала концы полотенца и просунула под него подвернувшуюся на столе вилку. Потом, используя вилку как рычаг, я закрутила полотенце вокруг ноги так сильно, что струйка крови из раны превратилась в редкую череду капель.

– Яков, поехали в больницу, – сказала я. – Ногу нельзя держать стянутой очень долго.

– У меня самолет… Отвези.

– Нет, Яков. Я вызываю скорую и милицию.

И тут проклятый немец достал из кармана пистолет.

Через четверть часа мы сидели в машине Дольче. За эти пятнадцать минут Яков заставил меня сходить в квартиру Дольче за его вещами и документами и помочь ему переодеть штаны, причем я поняла, что ошиблась, – мой нож не достал до бедренной артерии. Я просто повредила один из крупных сосудов в ноге Якова.

Думаю, не стоило бы и уточнять, что мой мобильник Яков отобрал, а пока я ходила в квартиру Дольче, пистолет был приставлен к красивой бритой и битой голове моего друга.

Сев за руль, я осознала, что вести машину мне будет очень тяжело. Восемь лет перерыва дали себя знать, вот только Якову до этого не было дела.

– Поехали… – проговорил он. Выглядел бывший наш приятель очень плохо, но он хорошо держался. Я принесла ему из аптечки Дольче еще и обезболивающую таблетку, ибо все равно мне было его жалко.

Мы тронулись.

– Яков, что ты наделал? – спросила я. – К чему все это?

Он и так не сводил с меня глаз, держа пистолет между нашими сиденьями, а тут прямо впился в меня взглядом.

– Лучше не спрашивай, если хочешь, чтобы я тебя отпустил в аэропорту.

– Не поверишь, дружок, – хмыкнула я. – Мне почти все равно, что ты сделаешь.

– Что же… расскажу, так и быть. – Он не понял меня, но, наверное, ему и самому хотелось очистить совесть. – Ты же знаешь, что я уехал в Германию в двадцать пять лет? Так вот, меня пригласил к себе мой дед. Генрих Веймар. Я думал, дед у меня богатый, но, когда приехал к нему, выяснилось, что у деда не было и гроша. Была небольшая пенсия, от голода мы не умирали. Но это было не то, на что я надеялся. Мой дед часто говорил, что в войну он упустил свой шанс разбогатеть.

– Так твой дед был в плену здесь, в Гродине? Он строил наш дом?

– Да. Только все началось задолго до этого. Мой дед служил в вермахте, но не на передовой. Он был очень хитрым человеком, воевать боялся. Поэтому и пристроился при штабе армии «Юг» перлюстратором почты. А в сорок четвертом он увидел одно письмо, отправленное из Берлина на фронт, рядовому Веберу. В этом письме почти не было текста – так, несколько слов. Зато там был ряд цифр и какой-то адрес в Швейцарии. Вот в тот момент дед и упустил свое счастье. Он положил письмо в коробку, в которую откладывались письма, которые отправлялись своим адресатам. Через час помощник деда запечатал эту коробку и, согласно инструкции, отвез ее на железнодорожную станцию. На самом деле мой дед не был дураком, он когда-то работал в банке, только вот сразу не сообразил, что перед ним был номер банковского счета и адрес банка. Опомнившись, дед бросился к начальству и стал проситься на передовую. В это время Гитлер терпел поражение за поражением. Армия была вымотана, нужны были новые бойцы. И мой дед уже через три дня оказался в своем первом бою. Но его це ли с целями германского командования не совпадали. Дед принялся искать рядового Вебера, едва помня номер его полка и направление его движения. И он его нашел. Рядовой Вебер был молоденьким парнишкой, совсем неумехой, но зато из очень богатой семьи. Мальчик любил вспоминать о загородном доме, об отцовских машинах, о бриллиантах матери. И мой дед понял – он должен получить то письмо. Заодно ему стало ясно, почему отец парнишки отправил ему то самое письмо. Вебер-старший уже понимал, что война проиграна, а расплачиваться за это будут богатенькие люди, вроде него самого. Он решил исчезнуть. Для этого Вебер-старший продал все, что еще можно было продать, – все свои заводы и пароходы по той цене, которую ему за них предложили. Разделил вырученную сумму на две части, на два счета в Швейцарии. Одну половину имущества он сохранил для себя и своей жены, а вторую подготовил для сына. Вебер боялся, что с ним может что-то случиться, – времена были тревожные, а потому написал письмо, содержащее лишь заветные цифры, и отправил сыну на фронт. Получив письмо, мальчик сообразил, что означает запись, он хранил весточку от отца так, что даже близкие друзья ничего о письме не знали. В одном из боев, здесь, на южном направлении, Вебер был легко ранен. Мой дед мог бы убить его тогда, но он побоялся. Дед вытащил парня из боя, да промахнулся и в суматохе оказался с раненым прямо в расположении русских войск. Те схватили их и отвезли в лагерь военнопленных. Там Вебера стали лечить, а помогал доктору снова мой дед. К тому времени он уже дважды обыскал вещи Вебера, надеясь тихо украсть письмо, но Вебер носил его в маленьком целлофановом мешочке, подвесив на цепочку рядом с крестиком. Когда Вебер поправился, он вызвался работать. Мой дед пошел за ним. Их привезли в Гродин – строить дома на вашем бульваре. И однажды, когда терпение моего деда иссякло, он напал на Вебера. И тогда упустил свою удачу во второй раз. Дед уже держал в руках письмо, когда Вебер ударил его в челюсть, выхватил документ и бросился бежать. Дед преследовал его по пятам. Вебер взбежал на второй этаж и спрятался в одной из квартир. Дед довольно быстро нашел его, но Вебер, в ужасе отступая назад, споткнулся о гору строительного мусора и упал с балкона, разбившись насмерть. Дед сбежал вниз и обыскал его тело – письма не было. Он снова поднялся в квартиру и понял, что спрятать письмо Вебер мог только в щель между камнями, из которых строился дом. Но тут прибежали русские охранники, повязали деда и отправили его сначала в карцер, а потом – в другой город, на строительство какого-то завода…

В принципе мне было все ясно. Якову не надо было рассказывать, что он убил бедную тетю Лиду прямо после того, как она рассказала свою историю про немцев, строивших наш дом. Ему не стоило напрягать мой слух и повествованием про то, что пару дней назад Дольче застал Якова за «ремонтом», обнаружив труп тети Лиды в ванне. Конечно, странно, что мой друг, достаточно драчливый мужик, не смог победить в схватке с невысоким и некрепким Яковом. Скорее всего, у Дольче просто рука не поднялась ударить человека, к которому он был привязан.

Но Дольче мне все и сам расскажет…

Интересно было другое.

– Яков, но вы с Дольче столько лет знакомы, почему все произошло именно сейчас?

– Свою историю дед мне только год назад рассказал. – Яков корчился от боли. Моя таблетка была слишком слабой для его ранения. – Он знал, что смертельно болен. И дед помнил, что строил дом в поселке Малые Грязнушки, а о городе Гродин и не слышал. Грязнушки ведь после войны переименовали. Бульвара тогда тоже не было. В общем, узнав всю эту историю, я стал искать то местечко, тот дом. Узнал, что Гродин и Грязнушки одно и то же… Потом я вспомнил – Дольче рассказывал, что ваш дом строили пленные, причем не только ваш. В городе всего три таких дома. Я даже фотографии этих домов деду отправлял, но он не узнал ни один. Это случайность, что ваша соседка вспомнила историю про немцев и рассказала ее прямо мне… нам.