Дневник - Генри Хопоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это и есть тот самый заказ в типографии? — Я посмотрел на портрет Козлова, ухмыляющегося сверху.
— Да. Полсотни таких портретов висит или с минуты на минуту будут висеть в каждом кабинете школы. Надеюсь, только пару недель, пока не закончится учебный год. Пока Игорь не выпустится.
— А плакаты с «Лучший ученик нашей школы»? Он же не!..
— Если судить по его оценкам, он гений, за которым не угнаться даже регулярному призеру олимпиад по всяческим предметам, Колесникову Павлу. У Павла оценки хуже, чем у Козлова.
— Это какой-то заговор!
— Несомненно, Илья! Коллеги, которые преподают в его классе, говорят, что их регулярно премируют, если Игорь учиться на отлично. Пятерки в его дневнике и классном журнале появляются сами собой. Ему даже не приходится для этого ничего делать.
— А Павел?
— А что Павел? Павла специально садят, чтобы в школе был только один ученик с золотой медалью.
— За этим стоит Валентина Рудольфовна?
— Да, но не известно, кто давит на нее сверху. Так просто ничего не бывает, понимаешь?
Я не ответил — только кивнул и сел за парту.
В классный кабинет начали заходить одноклассники.
Все уроки я сидел и с трудом впитывал информацию, которую доносила до наших ушей НН, которую я уже знал и без ее помощи. Обычно я так не делал, но в тот день хотел отвлечь себя от глаз Козлова, следящего за мной свысока. На перемены я не ходил: там этих глаз было в тысячу раз больше. В две тысячи, если учитывать ухмылку смайлика в «шкле».
Когда прозвенел звонок с последнего урока, чтобы не поехала крыша от увиденного безобразия на стенах коридора, я снял очки и выбежал на улицу. Козловы на плакатах размывались по бокам.
Вечером была переписка с Викой. Я сам ей написал. В основном эта переписка была на тему «Как дела?», но я не выдержал и начал говорить о Козлове. Я хотел отправить ей видео, которое заснял на школьном дворе, но она меня остановила. Написала, что не желает второй раз смотреть на тот ужас, учитывая, что ее едва не вывернула еще при первом просмотре. Закончили мы на том, что мне предстояло тщательнее следить за Козловым, искать лазейки, способные помочь нам ударить по нему, отомстить.
Я не понимал, что именно должен увидеть, заснять или сделать, как именно следить, и нужно ли оно мне. Я не знал, получится ли у меня хоть что-то, когда за плечами уже лежал горький опыт неудавшегося плана. У Козлова была сильная крыша в образе директрисы, а у нее — еще сильнее и никому неизвестная.
О многом я понятия не имел, но одно знал наверняка — мне все еще хотелось увидеться с Викой. Об этом напоминала «стрелка компаса», торчащая в трусах в направлении снимков Вики в соцсети.
На следующее утро настроившийся и закаленный, ничего не боящийся и готовый ко встрече с многочисленными плакатами Игоря я уверенно шагал в школу и чувствовал, как земля (да что там земля — асфальт) проминается под моими ногами. Да, за плечами был горький опыт, но за ними висел еще и рюкзак, а в нем — ты, а в тебе — лезвие канцелярского ножа, которое я стащил с балкона из ящика с инструментами. Думал взять молоток или стамеску, но они бы не уместились в тебя, поэтому-то и обошелся лезвием. Чувствовал, что оно пригодится, что я обязательно им воспользуюсь, а твои нескончаемые всю дорогу фразы: «У тебя получится», — поднимали настрой и уверенность, подыгрывали аппетит, чесали руки. Мы с тобой горели от мысли, что лезвие взяли не просто так.
Школьную входную дверь в этот раз я чуть не сорвал с петель. На ухмылку Козлова на большом плакате посмотрел с такой же ухмылкой. Плакаты поменьше, что висели по всей школе порадовали меня: на некоторых были следы поцелуев, на всех — надписи маркерами и подрисованные усы, очки, оленьи рога, пенис у рта, пенис на лбу. Были даже засохшие слюни и сопли. Были и свежие. Значило это лишь одно — школа поделилась на два лагеря. В первом Козлова обожали, и состоял он в основном из женского пола, во втором Козлова ненавидели. Я был счастлив, что второй, к которому отношу себя, больше первого. А большинство… доброе большинство всегда побеждает зло.
Все уроки я витал в облаках и ничто, даже тупорылое лицо Козлова над доской, не мешало мне получать удовольствие и ждать конца занятий.
Время пролетело, пронеслось со скоростью света. Прозвенел звонок с последнего урока.
Мои одноклассники волочились в раздевалку, из нее — домой, старшеклассники отирались о стены, на которых еще оставались нетронутые плакатами места, а я ждал звонка на урок, ждал, когда коридор вновь опустеет. Невольно вспоминал хаос при пожарной тревоге, бабушку Любу, о которой до сих пор не рассказал родителям, потирал лезвие ножа в кармане пиджака. Оно раскалилось и ждало применения. Оно требовало потерять девственность. Мы надеялись, что у него все получится.
Когда коридор опустел, я направился к школьному расписанию уроков, попутно рассекая лезвием лицо Козлова на плакатах и соблюдая осторожность: один край лезвия обернул тетрадным листом, таким образом сделав рукоятку. ТБ — техника безопасности. Исполосовал в снежинку восемьдесят четыре плаката, сто шестьдесят восемь лиц, включая смайлы. Могло быть и больше, но я уже был у расписания уроков. Изучал его.
Пробежался по таблице. Одиннадцатый класс, в котором учится Козлов, был последним ее столбцом. Столбец разделялся на шесть рядов (с понедельника по субботу). В каждом ряду — список уроков. Если верить расписанию, если Козлов не прогуливал занятия, он должен был находится на уроке физики в двадцать втором кабинете. После следовали история и физкультура.
Подходя к двадцать второму кабинету, я изрезал еще шестьдесят лиц. Козлову и, возможно, директорше мой маневр не понравился бы, а вот мне… Я был очарован своей смелостью. Я был возбужден. Представлял, что разрезаю на куски не плотную бумагу, а самую натуральную плоть самого натурального Козлова. Обрезки цветных плакатов хлопьями разлетались в стороны и приземлялись на пол. Я же видел в них ошметки мяса, кожи, капли крови, глаза, волосы, уши. Готов ли был я провернуть то же самое с Козловым, его лицом? Скорее да, чем нет. Если бы только подвернулась такая возможность.
УМНИЧКА
Спасибо.
Я на цыпочках подкрался к двери кабинета физики. Она