Мой суженый, мой ряженый - Татьяна Бочарова

Потом ей стало не до смеха. Они неслись куда-то вниз, в бездну, как будто с «американских горок». Под тобой — пустота, и в тебе самом пустота, вокруг тишина, стрелки всех часов в мире остановились и замерли, в ушах свистит ветер, в груди восторг…

…Было уже совсем темно. Дверь тихонько скрипнула, и в комнату вошел Ксенофонт. Приблизился к дивану на мягких лапах, требовательно мяукнул.

— Он, наверное, есть хочет. — Женя с неимоверным трудом заставила себя шевельнуться, протянула руку и почесала кота за ухом.

— А ты не хочешь? Что ты ела за весь день — свой куриный бульон?

Она засмеялась.

— Ты ужасно похож на мою маму, хоть вы друг друга и не выносите.

— Пошли, — распорядился Женька. — Буду тебя кормить.

— Подожди. Не хлебом единым жив человек. — Она гладила его по волосам, осторожно, прядь за прядью, отводя их со лба. — А у тебя шрам. Откуда? — Ее пальцы коснулись выпуклой белой полоски у самого виска.

— Упал, когда был маленький.

— Бедняжка. — Женя поцеловала его в то место, где был след.

Женька мягко, но решительно отстранил ее от себя и начал вставать.

— Идем, а то ты помрешь от голода.

— Ну, идем.

Они принесли пакеты из прихожей на кухню. В них чего только не было — и любимая Женей колбаса, и пирожные, и свиные отбивные на косточке, и еще много всего.

Женька деловито снял с крючка фартук и нацепил его.

— Ты скажи, что нужно делать, я буду помогать, — проговорила Женя.

— Сиди уж лучше. Твое дело — математика, мое плита.

Он в два счета отбил мясо, поставил его в духовку, вывалил на сковородку мороженые овощи для гарнира. Затем соорудил салат из огурцов и поставил вариться кофе. Женя сидела и принюхивалась, чувствуя, как рот наполняется слюной.

— Женька, я-таки выйду за тебя. Попозже, через пару лет. Напишу кандидатскую, опубликую ее за рубежом, заработаю кучу денег, мы сможем купить квартиру.

— Ага. — Он посмотрел на нее насмешливо. — Заработаешь. Когда рак свистнет. Мы к этому времени уже состариться успеем.

— Не успеем. По крайней мере, не всегда же я буду учиться. Всего-то ничего осталось, включая аспирантуру. Я даже могу тебе сосчитать, сколько дней. — Женя принялась загибать пальцы. — Три по триста шестьдесят пять да плюс месяц экзаменов, стало быть еще тридцать, ну и пару недель накинуть для верности. — Она подняла голову кверху и зашевелила губами.

— Тысяча сто двенадцать, — тихо подсказал Женька.

Он произнес это так мгновенно, что Женя удивленно уставилась на него. Сама она прекрасно ладила с устным счетом, но для того чтобы произвести в уме это не Бог весть какое, но все-таки действие, ей требовалось как минимум полминуты.

На Женькином лице отчетливо отразилась досада. Женя тут же вспомнила, как на обратном пути из Питера он точно так же моментально назвал общую сумму, которую ребята должны были мороженщице. Тогда она объяснила это тем, что Женька подсмотрел через плечо считавшему на машинке Сташуку. Теперь подобное объяснение перестало ее удовлетворять.

Женя, ни слова не говоря, протянула руку и, взяв с подоконника блокнот и карандаш, написала цифры в столбик. Подвела черту, выполнила действие — получилось точно тысяча сто двенадцать.

— Ну, и куда ты смотрел на этот раз? — спросила она Женьку. — В какой калькулятор?

Тот молчал, уткнувшись глазами в стол.

— Женька, я тебя спрашиваю!

— Никуда я не смотрел, — буркнул он. — Тут он, калькулятор. — Женька постучал указательным пальцем себе по лбу.

— И ты нагло врешь, что у тебя нету никаких способностей, особенно к математике! — Женя даже захлебнулась от возмущения.

— Какие это способности? — Он недовольно поморщился. — Дурь одна. Как безусловный рефлекс: слышу цифры и тут же начинаю их считать. Не хочу, а они все равно складываются, делятся, перемножаются. У меня вообще на числа какая-то патологическая память, могу подряд десять штук запомнить, и даже больше.

— Не может быть! — Женя вскочила из-за стола. — Ну-ка, сейчас проверим! — Она, сгорая от нетерпения, нацарапала на том же листке цепочку самых разнообразных чисел, от одного до тысячи пятисот. Зачитала ее Женьке. Тот с ходу повторил все без единой ошибки.

— Феноменально! — Женя всплеснула руками. — Да, гениальный ты мой, похоже, готовить придется мне, а ты у нас будешь Нобелевскую премию получать.

— Скажешь тоже, — сердито бросил он.

Она вдруг подумала, что Женька врет насчет своей матери. Не работала она никаким дворником, и конспекты по линейному программированию принадлежат ей. Именно ей — иначе, откуда у него такие способности?

Жене захотелось вывести его на чистую воду окончательно, но она не рискнула: только-только у них все наладилось, так неужели из-за какого-то устного счета снова ссориться?

Они доужинали и провели абсолютно сумасшедшую ночь. Назавтра у Женьки был выходной, и они на полдня ушли гулять в парк: катались на аттракционах, объедались мороженым, рискуя заработать ангину, смотрели какое-то шоу. Потом вернулись домой, и Женя засела за компьютер. К ее удивлению, Женька не злился, а, наоборот, отнесся к ее занятиям вполне корректно и даже помог проверить кое-какие вычисления, благо для него это было раз плюнуть.

Она с радостью начала осознавать, что, наконец, в их отношениях возникло что-то новое, чего не было раньше, когда их соединяла лишь бешеная и безрассудная страсть. Этим новым было только-только родившееся взаимопонимание, готовность принять другого таким, какой он есть и не пытаться переделать под собственный вкус.

Так, душа в душу, они прожили до субботнего вечера. В воскресенье должна была вернуться мать, и Женя осторожно сообщила об этом Женьке. Он воспринял это известие спокойно, без следа той подростковой истерики, которую он учинил ей неделю назад.

— Ладно. Я утром уеду.

Она ждала, скажет ли он еще что-нибудь. Женька немного помолчал, потом спросил делано безразличным тоном:

— Тебе когда снова в институт?

— Во вторник. Хочешь… — Женя на секунду запнулась, затем произнесла решительно. — Хочешь, встреть меня с консультации.

— Хочу. А когда ты освободишься?

— Около четырех. Ты как раз закончишь работать.

— Хорошо. Говори адрес.

Женя продиктовала ему, как ехать, не опасаясь больше, что Женька что-нибудь забудет или перепутает. Утром в воскресенье они попрощались — и он ушел.

Через час приехала мать, убитая и измотанная. Увидела на плите и в холодильнике остатки пиршества, глянула удивленно.

— Кто ж это тут хозяйничал в мое отсутствие?

— Женька, — проговорила Женя с гордостью. — Он меня так откормил, что я теперь целый месяц худеть буду.