Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри "попаданца" - Герман Романов

— Дерьмо собачье!

Паркера трясло от страха, именно потому отборной руганью он пытался спрятать его от офицеров и команды своего флагмана. Сегодня он собственными глазами убедился в существовании несуразных, больше похожих на огромные плавающие ящики, коптящих броненосцев, от которых даже самые тяжелые ядра отлетают, как горошины от каменной стены.

Всего три таких корабля уничтожили половину его эскадры огнем чудовищных пушек, бомбы которых проламывали борта и, взрываясь внутри, приносили огромные разрушения. И, хуже того, вызывали пожары, которые невозможно потушить.

Но этого русским морякам оказалось мало, и они направляли окованные сталью тараны, словно наступили времена античных триер, в деревянные крепкие борта, скроенные из знаменитого английского дуба, которые рвались, словно промасленная бумага.

В дополнение ко всем несчастьям к Копенгагену вскоре подошли пять русских линкоров с паровыми машинами, и тогда адмирал воочию убедился, что вести правильный бой с ними невозможно.

Да и как прикажете сходиться с врагами в линию, если московиты пускают в ход свои «Копья сатаны». Ни один прием против них не сработал, даже разорвать дистанцию не получилось, ибо русские, используя паровые машины, все время подходили чуть не на пистолетный выстрел и поражали британские корабли своим дьявольским изобретением.

— Теперь-то их лордства поймут, что необходимо строить точно такие же линкоры, дабы остановить притязания восточных варваров… — пробормотал Паркер себе под нос.

В эту секунду к нему снова пришла мысль об ушедшем к Борнхольму отряде Нельсона. Зная вспыльчивый нрав своего одноглазого младшего флагмана, теперь он не сомневался в его гибели, ибо подошедшие русские линкоры имели следы повреждений, пусть и тщательно заделанных, и «Копья сатаны» пускали лишь трое из них — понятное дело, где и против кого использовали другие московитские «коптилки».

— Датчане открыли по нам стрельбу, сэр!

Капитан корабля чуть дрожащим голосом привлек внимание адмирала. Тот усмехнулся в ответ, поняв беспокойство офицера. Четыре британских линкора, чудом вырвавшиеся из Копенгагена, находились в столь плачевном состоянии, что даже пара-другая тяжелых ядер, попади в них с крепостных верхов, могла сулить неприятности, причем фатальные.

Паркер оглянулся и похолодел — за спиной, далеко на горизонте, тянулись к небу черные дымы.

— Сэр! — в голосе капитана Хардвуда прозвучал отчетливый страх. — Русские линкоры нас догоняют!

— Добавить парусов! — прорычал адмирал. — Принять два румба вправо!

— Это опасно, сэр! Мы можем выскочить на камни.

— Риск есть, капитан, знаю. Но шведы стрелять в нас не будут, а датчане просто не добросят ядра. Ветер попутный, и мы легко уйдем от русских.

«Ночь близка, и темнота нас надежно укроет от преследователей. Пусть поищут, море большое!»

В мыслях снова прорвался страх. Его корабли были настолько избиты, что грозили рассыпаться от собственных выстрелов, а потому рисковать в случайной перестрелке, даже сразившись против одного фрегата или брига, Паркер категорически не желал.

— Это хорошо, что шведский комендант оказался столь сговорчив! — Адмирал усмехнулся, без опасений рассматривая знакомые прежде стены шведской крепости.

Флагман уже подходил к траверзу орудийных фортов, Паркер хорошо видел лица канониров и синий вымпел с желтым крестом, колыхающийся на флагштоке.

— Сэр, они наводят на нас орудия! — прохрипел Хардвуд полностью осевшим голосом, а изумленный адмирал не верил собственным глазам.

— Не может быть! Мы же договорились!

Страшный гром потряс воздух, белый пороховой дым заволок бастион, а флагманский линкор чудовищно содрогнулся всем корпусом от убийственного залпа в упор…

Гилянь

— Ваше сиятельство, на аванпостах задержали перса! Но он оказался русским, говорит, что имеет к вам важное сообщение!

— Так ведите его сюда быстрее, что тянете!

Князь Петр Иванович Багратион даже топнул ногой от возмущения. С самого утра день у него не задался — то ли не с той ноги встал, то ли еще по какой причине. Все валилось из рук, на душе было тоскливо, а предчувствия его еще никогда не обманывали.

Князь Петр Иванович Багратион, потомок рода грузинских царей, сделал стремительную карьеру, став в 37 лет генерал-лейтенантом и кавалером ордена Святого Георгия третьего класса. Правда, за Адрианополь он рассчитывал на второй класс, но заветный большой белый крест за всю ту войну был дарован только императору Петру Федоровичу.

Так что обиды пылкий грузин не держал — как можно, ведь других генералов белыми крестами тоже не наградили!

Да и грешно гневаться на самого императора, ибо дарованные им чин генерал-поручика, ордена Святого Александра Невского и Святого Владимира второго класса с мечами — вполне достойные награды. И сейчас он уже командир корпуса, причем отдельного, и является военным губернатором всего Гилянского края.

— С чем ко мне прибыли, любезный?

Петр Иванович окинул взглядом одетого в бурнус перса, тот скрывал лицо, и это князю не понравилось.

— Соблаговолите открыть мне свое лицо, милейший!

Приказной тон перс понял правильно, ослушаться князя не посмел и отвел кусок ткани от лица.

— Боже мой! Алексей Петрович, что это у вас за наряд?! — после короткой паузы с жаром воскликнул Багратион, не веря собственным глазам. К своему изумлению, он не сразу узнал блестящего гвардейского офицера, отличившегося под его командованием в прошлой войне с турками, награжденного вместе с великим князем Константином Петровичем Георгиевскими крестами, двадцатипятилетнего подполковника Генерального штаба Ермолова.

Теперь стали объяснимыми столь странный вид и одежда заслуженного, хотя и молодого офицера — тайная разведка всегда требует приноравливаться к окружающей среде и ничем не выделяться из местного населения.

— Дурные новости, ваше сиятельство… — совершенно тусклым голосом ответил князю молодой офицер, его глаза потемнели от усталости, а лицо стало серым.

— Шахиншах Фетх-Али объявил нам войну! Позавчера толпа черни взяла штурмом наше посольство!

— Что с Александром Николаевичем?!

Князь Петр Иванович машинально схватился за эфес шпаги, предчувствуя самое дурное. Но ответ оказался страшным, совершенно неожиданным, ибо так с дипломатами даже турки не поступали.

— Растерзан! Тело проволокли через весь город, всячески глумясь над ним. Царствие ему небесное!

Ермолов размашисто перекрестился, то же самое сделал и Багратион, еле сдерживая в себе ярость.

— Наши обороняли посольство до последнего патрона, их всех растерзали в клочья. Вот так-то, ваше сиятельство…

— Бедный, бедный Александр Николаевич!