БронеМашина времени - Владислав Морозов

Однако дальнейшие теоретические исследования (математический аппарат см. в части 1 курса «Основы хронофизики») показали, что основная посылка «закона причинности» была изначально неверна. В действительности причинно-следственные связи не являются раз и навсегда жестко заданными, а подчиняются достаточно сложным закономерностям, обусловленным различными алгоритмами.

Одним из наиболее известных в этом ряду является «вероятность». Теория вероятности, как один из разделов классической математики, исходит из того, что эта характеристика является чистой абстракцией, не зависящей от физических свойств реальных объектов. Данный теоретический результат совпадал бы с практическим в случае отсутствия влияния на исследуемые объекты со стороны смежных объектов.

Но повседневный жизненный опыт, равно как и специальные исследования, свидетельствует о постоянно происходящем отклонении реальных событий от теоретически предсказанных результатов, вплоть до осуществления «совершенно невероятных событий». Ряд исследований показал, что взаимное влияние объектов на вероятность событий происходит не только в пространстве, но и во времени — как в прямой последовательности протекания процессов, так и по «обратному вектору». Это, собственно говоря, и послужило толчком к открытию темпорального поля.

Первоначально, разумеется, была отработана теоретическая часть проблемы, после чего появилась технологическая возможность создания специальной аппаратуры и технических средств. В первую очередь появилась техника для хроносканирования, обеспечивающая непосредственное наблюдение реального состояния темпорального поля. Выяснилось, что поле отнюдь не является равномерным, а имеет разного рода «сгущения» и «разрешения» с темпоральными потоками между ними. Это впоследствии позволило построить хроногенераторы, извлекающие энергию из разности потенциалов между различными областями пространственно-временного континуума. И, наконец, были разработаны хроноконверторы для изменения состояния Т-поля и другие спецсредства.

Таким образом, появилась возможность реального осуществления «путешествий во времени». Данная перспектива вызвала высочайший накал международной напряженности, главным образом из опасений о том, что произойдет вмешательство в «нормальный ход истории» со стороны как силовых структур государств, так и (что гораздо опаснее) частных лиц.

В результате контроль за всеми темпоральными исследованиями был сосредоточен в руках Комитета Темпоральной Безопасности, первоначально организованного при ООН (создание КТБ пришлось на последние годы существования этой эфемерной организации)…

ВНИМАНИЕ! Данная интерактивная обучающая программа предназначена исключительно для курсантов АКАДЕМИИ МЕГАИСТОРИИ в системе КТБ при изучении теоретической части вводного курса «ОСНОВЫ ТАКТИКИ ХРОНООПЕРАЦИЙ» (Кафедра прикладных темпоральных воздействий AM КТБ). Для подтверждения правомочности использования данной программы введите индивидуальный номер и личный пароль ВТОРОГО УРОВНЯ…

А в кипящих котлах прежних боен и смут

Столько пищи для маленьких наших мозгов…

Владимир Высоцкий. «Баллада о борьбе»

Опять пришла на фронт весна — сон продолжается. 1 апреля 1943 года. Хутор Казачий, между Харьковом и Волконовкой. Сыро, тепло и грязно. Дело к вечеру.

Меня попросили сводить заезжего корреспондента «по местам баталий», что я и сделал. Благо идти было недалеко, а сама «баталия» закончилась под утро.

Два подбитых немецких танка стояли на окраине хутора. Ближе к нам, у самой околицы, стоял сгоревший Pz-IV со склоненной к земле длинноствольной пушкой. Некогда покрытый белой камуфляжной раскраской, танк сейчас был покрыт слоем жирной копоти. Из распахнутого башенного люка на борт свисал убитый эсэсовец. Обгорел он качественно — только подковки на ботинках блестели. А сам он был под цвет танка, и смердело от него соответственно. Жаркое из человечины пахнет своеобразно, особенно свежее. Поэтому, подойдя к горелому танку вплотную, журналист из «Красной Звезды» Кривицкий не стал задавать мне никаких дополнительных вопросов. Он просто согнулся пополам и шумно обрыгал закопченные траки немецкой машины.

Глядя на сиреневые разводы винегретной репортерской блевотины (хорошо они там, в штабе корпуса, живут, жрут или винегреты, или как минимум борщи с натуральной свеклой…), разлившиеся по грязи и талому апрельскому снегу, я думал — до чего же пошло устроен мир. Отчего-то на любой войне, в любой точке земного шара всегда найдется и горелый имперский бронеход, завалившийся носом в деревенский колодец, и вот такой вот дохлый крысоед, главное достоинство которого — обувь… Нет, все-таки нужные книги я в детстве читал. А вот капель датского короля я, вероятно, уже так и не найду… Хотя это все лирика.

Вывернув из себя последние остатки штабной трапезы, корреспондент долго икал. Понятно, что смотреть на второй танк, продырявленный в двух местах Pz-IIIL, он не пожелал. А пока мы шли обратно, к нашим самоходкам, я вспомнил, чем для меня был памятен последний год. Оказалось, что практически ничем. По определению классика, это была «всяческая суета».

После истории с угоном секретного «Дорнье» я попал в какой-то хитрый госпиталь в ближнем Подмосковье. Точнее сказать, это был филиал Разведупра при госпитале — маленький одноэтажный флигелек на четыре двухместных палаты. Две из них вообще пустовали, в одной лежал какой-то то ли финский, то ли венгерский летчик, который, будучи сбит и пленен, согласился сотрудничать с советской разведкой. Ну, и в еще одной палате в гордом одиночестве лежал я. В «предбаннике» флигелька всегда дежурил огромный жлоб, который скучал у окна, сложив пудовые кулачища на коленки. Несмотря на белый халат, на ряшке этого типа можно было прочитать только одно слово: «Охрана». Ни на что большее этот псевдомедбрат с оттопыренными пистолетами карманами не тянул. Хотя делать ему было особо нечего, разве что порядка ради обыскивать настоящих медиков, приходящих во флигель для процедур или с обедом для нас. Бежать я не собирался, а у финского венгра и вовсе были сломаны обе ноги — следствие неудачного прыжка с парашютом на лес…

Следствием же непосредственно занимался некто майор Смуров. Физиономия у него была, в общем, обычная, с белесыми глазами крепко поддающего человека. Скрещенные пушки на петлицах его полевой гимнастерки выдавали в нем махрового конспиратора. Он ни разу не предстал пред моими очами в гэбэшной форме, из чего я сделал вывод, что все это время мной занималось скорее ГРУ. Впрочем, я сам напросился.

Едва прибыв в этот госпиталь, я потребовал бумаги и чернил. Получив требуемое, я за месяц с небольшим исписал мелким почерком две общие тетради в серых холщовых обложках. Я расписывал ход Сталинградской битвы, боев на Северном Кавказе, прорыва блокады Ленинграда, Манштейновского контрудара под Харьковом, боев на «Голубой линии» и даже план будущей операции «Цитадель». Конечно, все это было голословно. И я после каждого слова добавлял «предположительно» и «вероятно». Упирать пришлось на то, что я служил на секретном танковом полигоне, куда приезжали все, включая Гитлера. Соответственно, по моим утверждениям, немцы не знали, что я понимаю немецкий язык, и потому не стеснялись разговаривать при мне на любые темы и оставляли где попало секретные документы. Тем же я объяснил и свои прорисовки «тигра», «пантеры», «Фердинанда» и еще кое-какой гитлеровской техники. Для всего этого «зверинца» я изобразил проекции, компоновку, расписал толщины брони и иные характеристики.