На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко

В Наркомате обороны и в Кремле непрестанно шли совещания. Называлась дата объявления войны — двадцать шестое сентября, потом тридцатое. Обычно такому явлению предшествует обмен злобными нотами, но в эфире официальной советско-германской дипломатии царили совсем другие звуки — о демаркации границы и послевоенном урегулировании. Захваченную ценой трехдневных кровопролитных боев Брестскую крепость нацисты добровольно передали Красной Армии.

Боевые операции закончились, остатки польской армии сдались. Германская армия напоминала тяжеловеса, с абсолютным перевесом выигравшего схватку, но при этом совершенно вымотавшегося. Несмотря на относительно небольшие цифры потерь убитыми и ранеными — по предварительным данным исчислявшимися несколькими десятками тысяч человек, военная техника пришла в негодность. Примерно треть основных боевых машин — танков и самолетов — была безвозвратно утеряна, остальные имели значительный износ и подлежали возврату в строй только после капитального ремонта. Закончились топливо и боеприпасы, начались проблемы с продовольствием. Беспокоясь, что с инцидента под Львовом прошло много времени, чтобы эффектно использовать его как повод к расторжению Пакта, агент «Лодочник» передал информацию о плачевном состоянии вермахта и люфтваффе советской разведке, ссылаясь на данные французов и MI-6.

Крах надежд произошел в начале октября. С замиранием сердца Никольский выслушал доклад наркома Ворошилова советскому Политбюро по предварительным итогам польской кампании. Как и все спичи того времени, вначале превозносились достижения, а похвастаться было чем: Советский Союз отхватил приличный кус европейской земли с населением порядка 13 миллионов человек. Самое важное началось после слов «вместе с тем», после которых принято перечислять «отдельные недостатки».

Вскоре выяснилось, что с точки зрения организации вооруженных сил польская операция Советского Союза сложилась в один большой недочет. Запасы топлива в танках и автомашинах кончились уже на следующий день, подвоз не был организован своевременно. На марше потерялось управление войсками, что повлекло дезорганизацию. Имели место открытие огня по своим, дезертирство и мародерство. Значительная часть боевой техники немедленно вышла из строя не вследствие действий врага, а из-за технических проблем. И так далее — об отсутствии связи, боеприпасов, о недостатке карт, тотальном дефиците разведданных и т. д.

Красная Армия потеряла меньше людей, чем вермахт. Убитые исчислялись сотнями. Количество тяжелораненых, пропавших без вести и дезертиров в сумме оценивалось в три-четыре тысячи. То есть безвозвратно выбывших из строя на порядок меньше, чем у Германии и Словакии. Но вермахт сокрушил за три недели шестую по силе армию Европы, а Советский Союз просто ввел войска!

Данные разведки, утверждавшей, что в результате боев боеспособность немецких частей упала до советского уровня, Климент Ефремович охарактеризовал как недостоверные, так как они были получены из британских, французских и белоэмигрантских источников. Как известно, они — враги СССР, заинтересованные в столкновении нашей страны с Германией, посему им верить нельзя.

В итоге совещание закончилось решением соблюдать условия Пакта, а нападение на Германию отложить на два-три года до окончания перевооружения РККА.

Можно сколько угодно ругать товарищей коммунистов за нерешительность перед лицом победоносных нацистских войск. Но перед французами не было никакой немецкой армии — даже самой замотанной и разоруженной. Берлин лежал у ног, как оброненный батон в бумажном пакетике — подними и кушай на здоровье. Не нашлось желающих.

Шел второй месяц войны, после польской капитуляции чрезвычайно странной — никто не спешил с активными действиями. Объявлять войну против СССР за польскую интервенцию теперь поздно и неудобно. Спрашивается, чего ждали неделями? В состоянии войны с Советами объявило себя лишь польское правительство в изгнании, которое никто не воспринимал всерьез.

Красная Армия начала демобилизацию военнослужащих срочной службы, задержанных в войсках из-за перспективы противостояния с Германией. Разочарованию Никольского не было предела. К зиме вермахт залечит раны, отремонтирует технику, получит новейшие образцы оружия взамен утраченного. Наработав реальный боевой опыт, устранив ошибки в организации и подняв до небес воинский дух скорой и малокровной победой, сухопутные силы рейха становятся заметно сильнее. Выгодный момент безвозвратно пропущен. Получается, Польша, как и Чехословакия, принесена в жертву зря — Германия не втянута в войну на уничтожение. Сталин считал, что переиграл и Чемберлена, и Гитлера, безнаказанно вернув часть земель Российской империи, а также заполучив очередную отсрочку для перевооружения и укрепления армии.

Убедившись, что советское руководство озаботилось мелкими целями, считая победу над Германией важной, но отдаленной задачей, Никольский засел, наконец, за данные о других геоподобных мирах. В конце октября испросил небольшой отпуск и откровенно запил на неделю.

Самое худшее, что оба марсианина не лгали. Иначе можно было бы выбрать наиболее «честную» сторону и принять ее окончательно. Легкого выбора не оказалось.

История России без большевистской диктатуры оказалась менее кровавой и не знала катастрофического снижения жизненного уровня — тут прав Шейдеман. Но неизбежный передел Земли посте первой глобальной войны, которая закончилась несбалансированным и несправедливым миром при любых вариантах развития событий, обязательно выходил боком мелким государствам, образовавшимся после распада империи. Судьба Польши, бывшей самой западной российской территорией, ныне поделенной меж Германией и СССР, — тому пример. Сильные харчат слабых. Здесь прав Шауфенбах, считая целостность России важной и самодостаточной целью. При всех недостатках его подхода Никольский, придя в нормальное состояние, признал, что линия «своего» пришельца ближе. Поэтому придется оставаться с ним, чего бы это ни стоило бывшему подданному Российской империи. И чего бы ни стоило самой России.

Во время подготовки гитлеровцев к нападению на Францию Шауфенбах предпочел не вмешиваться. Умные машины в его подвале предсказали колоссальные потери вермахта. Соотношение убыли личного состава три к одному у атакующих и занимающих стационарные укрепления никто не отменял. Командный состав французской армии прошел школу Первой мировой войны, победители в ней чувствуют себя уверенно. Мощный контингент британской армии на континенте тоже не просто так погулять вышел. Так что можно всерьез опасаться лишь одного — Сталин слишком увлечется мелкими успехами в борьбе с малокалиберными странами Восточной Европы и не успеет извлечь выгоду из поражения Германии.

Пока Красная Армия позорилась в Финляндии, уперевшись в линию крохотных дотов, большинство из которых даже не имело пушечного или иного противотанкового вооружения, на франко-германской границе воцарилась идиллия. Юрченков после концертов в Гамбурге беспрепятственно вернулся в Париж, словно не началось никакой войны. Интернирование граждан враждебных воюющих государств шло столь лениво, что, казалось, скоро подпишут перемирие, и военную чрезвычайщину отменят за ненадобностью.

Поводы для беспокойства появились лишь к весне. СССР выпутался из финской войны, положив сотни тысяч человек, причем убыль сложно оценить с точностью даже до двухсот тысяч, так как небоевые потери от обморожения неизвестны хотя бы приблизительно. Организационная неготовность Красной Армии к серьезной войне стала очевидна многим. Шауфенбах метался, мобилизуя немногочисленные рычаги влияния на советское руководство, побуждая напасть на Германию в единственно удобный момент — максимального напряжения боев во Франции. С каждым месяцем ухудшался прогноз для франко-британской коалиции: Германия полностью восстановилась после польской кампании и сосредоточивала основные сухопутные силы на севере. Французы так и не создали серьезных мобильных соединений, способных фланговым ударом отсечь ударный кулак вермахта, пробивший оборонительную линию в какой-либо зоне. Некоторая надежда осталась на англичан, но почему-то не удалось представить джентльменов, которые начнут активно проливать кровь за презренных поедателей лягушек.