Мальтийский пациент - Ирина Градова

– Мы будем нырять? – спросила я.

– Что значит – «мы»? Я буду нырять, детка, а вы подождете на катере.

– Ну уж нет! – оскорбилась я. – Филипп со сломанными ребрами тебе не помощник. Робер – тоже не в форме, а Дашка плавает как топор. Значит, остаюсь только я, если, конечно, ты не хочешь привлечь профессиональных дайверов, но тогда тайна перестанет быть тайной. Так что, дорогой мой, у тебя нет выбора!

– Ты хоть раз погружалась? – поинтересовался Аркон.

– Представь себе! – фыркнула я.

– У нее, между прочим, есть международный сертификат дайвера, – гордо добавила Даша.

– Полученный в Египте во время одной из экскурсий? – презрительно предположил Аркон.

– А вот и нет! – воскликнула я обиженно. – Я прошла полугодичный курс подготовки, погружалась в Финском заливе и в Эгейском море. Конечно, у меня не очень много опыта, но это лучше, чем ничего.

Аркону ничего не оставалось, кроме как согласиться. Нырять в одиночку и в самом деле опасно, особенно учитывая тот факт, что охотники за сокровищами «Санта-Марии» вряд ли прекратят попытки ими завладеть.

После завтрака неожиданно приехал сбежавший из больницы Филипп де Кассар. Не успел он войти в двери отеля, как его тут же до смерти напугали, в ярких красках изложив события предыдущей ночи. Убедившись в том, что Робер мирно спит в своей постели, Филипп присоединился к нам в библиотеке.

– Хорошо, что вы здесь, – сказал Аркон, обращаясь к Филиппу. – Мне не нравится, что вы скрыли от нас важный факт. Отец Робера, как мы неожиданно выяснили, жив. Это имеет непосредственное отношение к текущим событиям, поэтому, полагаю, мы вправе узнать о причинах вашей скрытности, Филипп?

Старший де Кассар глубоко вздохнул. Прежде чем ответить на вопрос Аркона, здоровой рукой он плеснул себе коньяка из стоящей на столе полупустой бутылки, после чего сказал:

– Я знал, что рано или поздно этот вопрос снова встанет, но старался оттянуть время – ради Робера. Я думал, так будет лучше.

Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и продолжал:

– Вы знаете, я всегда хотел сына. Сын помогал бы мне в делах, служил опорой. Но у меня родилась дочь, Алис. Видит Бог, я любил ее так, как только отец может любить своего ребенка. Я надеялся, что смогу со временем приобщить ее к бизнесу, потому что она всегда отличалась живым умом. К сожалению, Алис моих надежд не оправдала. С самого детства она испытывала тягу к искусству. Моя жена всячески поощряла ее, даже заставила меня нанять частного преподавателя, чтобы девочка научилась хорошо рисовать. И Алис, надо признать, преуспела. Тогда я понял, что моим мечтам в отношении ее не суждено сбыться. Дочь грезила Европой, хотела учиться дальше, но не менеджменту, как надеялся я, а в колледже искусств. Мне ничего не оставалось, как отправить ее сначала в Париж, а потом – в Лондон для завершения обучения. Как-то летом, во время каникул, Алис привезла с собой молодого парня. Его звали Джеймсом, и он учился в университете на экономиста. Не могу сказать, по какой причине, но он мне сразу не понравился. Жена упрекала меня в недостатке расположения к человеку, которого выбрала дочь, но я ничего не мог с этим поделать: Джеймс с первого взгляда показался мне скользким и очень расчетливым. Очевидно, он чувствовал мою неприязнь и старался вести себя вежливо и корректно. Так он постепенно втерся в доверие к моей жене, и она вдруг возомнила, что лучшего жениха для Алис невозможно найти. Алис сходила по Джеймсу с ума. Его бесил тот факт, что он никак не может найти подходов ко мне. Как-то раз он даже прямо высказал свои мысли вслух. Я тогда сказал, что мое отношение его не должно волновать, так как он планирует создавать семью не со мной, а с моей дочерью.

Дочь и жена заставили меня принять парня на работу. У меня был небогатый выбор: либо я беру его на службу, либо Алис уезжает с ним в Лондон. Я не хотел терять дочь, поэтому согласился.

Джеймс приступил к работе, и, правду сказать, придраться мне было не к чему. Он показал себя исполнительным, обязательным, в целом отличным служащим. Я мог доверить ему работу с клиентами, но и близко не подпускал к счетам и документам. А Джеймс-то хотел именно этого! Потом моя жена тяжело заболела. Она перенесла две сложнейшие операции, но они не помогли. Единственное, чего она хотела, – это увидеть свою дочь устроенной. «Устроенной» для нее значило замужней. Церемония бракосочетания была скромной, и Джеймсу это не понравилось. Он бы желал, чтобы его свадьба стала событием года на этом маленьком острове, но я ему такого удовольствия не доставил! До сих пор не могу понять, как мне не пришло в голову проверить его подноготную? Я ведь просто-напросто взял и отдал единственную дочь за первого встречного!

Джеймс любил роскошную жизнь, и его коробило от того, что я не обращаюсь с ним как с членом семьи. Женившись на Алис, он надеялся получить права на фамильную собственность, уважение окружающих и все, что связано с именем де Кассаров. Правда, к Алис он относился хорошо, она ни разу на него не пожаловалась. Жена, бедняжка, умерла через четыре месяца после свадьбы и не увидела внука, родившегося полгода спустя. В отличие от Алис, которую просто использовал, Робера Джеймс любил. Он много возился с сыном, покупал игрушки и всячески баловал. Однако у меня создавалось впечатление, что он и это делает напоказ: предполагалось, что я должен все видеть и постепенно изменить свое мнение о зяте.

Живя одной семьей, невозможно ничего скрыть друг от друга. Со временем Джеймс узнал о моей связи с Мальтийским орденом и о том, что я являюсь одним из самых уважаемых его донатов. Больше, чем деньги, Джеймс любил власть. Он считал, что орден осуществит все его мечты. Я постоянно отказывал Джеймсу в просьбах представить его на конвенте, и он не знал, как заставить меня это сделать. Наконец он нашел верный способ. Я души не чаял во внуке, и Джеймс внезапно решил отправить его в одну из частных школ в Англии. Кроме того, он заявил о своем намерении и вовсе переехать туда – разумеется, вместе с женой. Алис, хотя и очень любила Робера, слишком покладиста по характеру и не стала бы всерьез спорить с мужем. Я же воспринял его действия как грязный шантаж. В результате мне пришлось ввести Джеймса в орден, чтобы он оставил Робера в покое. Не знаю, чего он ожидал, но его надежды явно не оправдались. Может, он думал, что немедленно получит власть над миром? Видимо, Джеймс здорово переоценил могущество ордена и привилегии, связанные с членством в нем. Беда заключалась в том, что он слишком много знал и мог использовать эти знания во вред.

Как раз в то время у нас особенно обострились отношения с рядом европейских тайных обществ, но самым яростным нашим врагом по-прежнему оставалась «Церковь Кровавых Святых». Они вмешивались в вопросы внешней политики ордена и вставляли нам палки в колеса, где только возможно. Агенты в Европе внезапно стали подвергаться прямому преследованию. Некоторые из них пропали без вести, и мы так и не смогли выяснить ничего об их судьбе. И вот, совершенно неожиданно, до нас дошли слухи о том, что «Церковь Кровавых Святых» вновь взялась за поиски утраченного груза с затонувшей «Санта-Марии»! Вероятно, они знали больше, чем мы, хотя и непонятно, откуда. Теперь, когда выяснились обстоятельства гибели твоего деда, Аркон, я это понимаю. Тогда же мы не имели ни малейшего представления обо всем этом. В руководстве «Церкви», судя по всему, знали, что «Санта-Мария» затонула из-за взрыва, устроенного Пьером де Кассаром. Его сын в надежде оправдать Пьера поисками доказательств его невиновности возбудил их интерес. При каких обстоятельствах умер твой отец, Аркон?