Брачные танцы на пепелище - Лариса Шкатула

Тут Юля, наконец, пришла в себя под его красноречивым взглядом, умелой рукой поправила закуски, села на стул, любезно придвинутый Львом, и у них начался ужин.

Всё оказалось так вкусно, что Юля с самого начала перестала себя сдерживать и изображать томную барышню, наелась, как следует, – помирать, так с музыкой – и под шумок выпила столько «Чинзано», – даже не сразу сообразила, что он пригласил её танцевать, и теперь мурлыкал что-то в такт звучащей мелодии.

– Ты – прелесть, – говорил он, прижимая Юлю к себе. – Я тоже, как Иван Васильевич, думал, таких девочек уже не выпускают.

– Каких – таких? – машинально спросила она.

– Естественных. Натуральных. Простых. Добрых. Не ломак. И в то же время не дур.

– А ты не любишь дур, – заметила она отстраненно.

Он не мог придумать что-то своё. А повторял не слишком умные, кстати, слова, что девушек, как она, будто бы не рожают, а выпускают. Нет, конечно, это у них шутка такая, но если бы он её хоть чуточку любил… Или просто: она бы ему нравилась, он придумал бы что-нибудь своё, не такое затёртое.

– Не люблю.

Он не понимал её настроения. Или не хотел понимать.

Почему только после этих слов – казалось бы, комплимент – ей стало не приятно, а как-то щемяще-грустно.

Наверно, потому Юля потихоньку набралась. Ей опять захотелось скорейшего завершения даже не прелюдии, а вечера вообще, ведь вместо освобождения от мрачных мыслей, она всё больше попадала к ним в плен.

Ничего у неё хорошего не будет. Только эта ночь, и всё. И чем дольше будут тянуться эти танцы от печки, тем труднее дождаться, когда пойдёт главная часть.

А Лев между тем вовсе не хотел ей помогать. Ну, там рассказать ещё пару веселых историй, как-то расшевелить. Вместо этого он тоже пил свой коньяк и посматривал на неё поверх бокала. Изучал, что это за букашка-таракашка, которая не хотела просто разнообразить его досуг, а чего-то там соображала своей красивой головкой. Так что в какой-то момент Лев даже засомневался, стоило ли ему начинать это действо?

– Рита знает, с кем ты? – спросила она неожиданно для себя самой; как бы Юля себя ни уговаривала, она, как выяснилось, так и не смогла как следует расслабиться. Разве она не слышала каждое слово, когда он говорил с Маргаритой по мобильному телефону? Но ей хотелось услышать всё непосредственно от него.

– Догадывается, – ответил он и улыбнулся.

– Ну и что здесь веселого? – холодно поинтересовалась Юля. – Или ты рад хоть как-то её зацепить? Мол, скажи, кто твой друг?

– Чего ты злишься? – проговорил он доброжелательно. – Разве тебе не весело?

– Не весело!

– Вот как… А кто тебя сюда притащил? Что за негодяй! Набросил мешок на голову и умыкнул.

– Поехал сам, поехал сам, не по этапу, – процитировала Юля незабвенного Высоцкого.

– Вот то-то и оно! И, кстати, знаешь, почему между нами появилось раздражение?

– Не знаю. Подскажи.

– А потому, что нужно было сначала в койку идти, а потом уже разговоры разговаривать. Соловья баснями не кормят.

Он взял её за руку, крепко, так что не вырваться и повел за собой. Но не в спальню, а ванную…

– Я не сомневаюсь, что ты чистенькая, но тебе надо смыть с себя весь негатив. Необязательно контрастный душ, но душ вообще помогает расслабиться и начать все сначала.

Это было так неожиданно, что в какой-то момент Юля растерялась, но потом…

– Отвечаешь? – стараясь не улыбнуться, спросила она.

– А то!

Он залихватски ей подмигнул и взялся за ручку двери.

– Помощь не нужна?

– Не нужна, – мотнула она головой.

Как хорошо, что Лев дал ей передышку.

Юля шла по улице и рыдала.

Улица была пустынна и темна, стесняться было некого. Конечно, рыдала она всё равно не очень громко: чего пугать спящих жителей, но безутешно.

«За что? – повторяла она горько. – За что?!»

Кажется, она засыпала ненадолго. Ну, после того. Для неё случившееся оказалось таким потрясением, что Юля до сих пор не могла прийти в себя. Она сегодняшней ночи и не представляла, что интимные отношения могут быть такими. Красивыми.

Это была какая-то незнакомая, но долгая и нежная музыкальная мелодия, которую Лев играл на многочисленных точках её тела, как на клавишах.

Правда, было нечто, что мешало ей отдаваться этим отношениям полностью. Всё время на заднем плане звучащей музыки тела, точнее, второй скрипкой выступала мысль. Это он делает нарочно, чтобы произвести впечатление. Чтобы потом, когда Маргарита станет расспрашивать её: «Ну, как?», ей было, что рассказать. От таких мыслей что-то глубоко внутри Юли содрогалось, смешивалось со сладостью музыки, отдавало горечью. Да что там горечью, сладкой отравой!

Почему вообще это билось в голове: как она расскажет обо всём Маргарите? Не будет же она расписывать радужными красками то, что было между нею и Колесниковым. И всякий раз Юлию заливала краска стыда при воспоминании, как она отпрашивалась у Риты якобы на день рождения однокурсницы, а та всё знала. Возможно, и Лев сказал ей: «Ну, тогда я позвоню Юле». А его жена: «Конечно, позвони!»

Вторая скрипка на самом деле была вовсе не инструментом, а скорее отравленной занозой. Саднила. Не давала дышать. И вообще омрачала всё происходящее.

Юля никак не могла подобрать для этого нужных слов. Для действа – да, а для себя – пожалуйста, слова находились. Самое мягкое из них – легкомысленная. Самое неприятное – падшая. И между ними: особа без тормозов, без всяких понятий о чести и достоинстве, без гордости…

И чем ближе подходила она к своей квартире, тем больше убеждалась в том, что с этим надо кончать. Со всем: с её работой, с дружбой, которая на самом деле никакая не дружба, даже с квартирой – Юлю не должны были найти! И уж тем более со Львом, если он вдруг захочет повторить то, что было между ними.

Больше всего её мучило именно это, что нельзя было их встречу повторить… Нет, не так. Повторить было можно, но на более низком уровне. Почти привычном, и оттого ничего не сулящем. Теперь, когда оба знали бы, что ни о каких высоких чувствах можно не говорить… По крайней мере, именно так смотрел бы на неё Лев…

Возможно, в его действиях теперь появилась бы небрежность: чего стараться, ради кого?

Почему она не могла встречаться с мужчиной, которого природа создала специально для нее, для Юлии? Только с ним она по-настоящему поняла, что такое слияние души и тела, взаиморастворение, единение с чужим прежде человеком.

Да, в конце концов, он же был ее половинкой! Почему она должна от него отказываться! Потому что это счастье краденное, чуть ли не кричала она самой себе.