Легионер. Век Траяна - Александр Старшинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очнулся он в таверне, сидя на скамье. Ему было плохо, всего трясло. Кто-то поднес к его губам кубок, он сделал глоток. Вино было кислое, но помогло унять дрожь.
— Его убили, — прошептал Гай.
— Я знаю, — услышал он голос Мевии.
Значит, гладиаторша привела его сюда. Клемент подошел и сел подле. Он даже умудрился собрать мешок со своим добром, старый пес улегся у ног старика.
«Привратника, наверное, тоже прикончили, — подумал Гай. — А может быть, сбежал…»
— Ланиста Силан арестован, меня ищут, — сказала Мевия.
— Как ты убежала?
— Вышла из школы на тренировку, и, едва успела отойти несколько шагов, как явились преторианцы. Спряталась в ближайшей лавке. Ну оттуда и видела, как увели Силана. Кинулась сюда… — Мевия замолчала. Стиснула кулаки, зажмурилась… — Не успела… Похоже, кто-то сочинил целый заговор. Твой отец, Силан, я, ты. Как ты думаешь, что мы собирались сделать? Устроить восстание гладиаторов? Или попытаться перебить вчетвером преторианскую гвардию, что охраняет императорский дворец на Палатине?[87]
— Я не знаю, — ответил Гай, клацая зубами.
— Идиотизм! Самый идиотский идиотизм! Какая сука все это сочинила! Тебе надо уехать из Рима. Срочно, — сказала Мевия. — У тебя деньги есть?
Гай нащупал на запястье кошелек и кивнул.
«Отец как знал, не все положил в сундук… А может быть, он знал, может, чувствовал, что донесут… О, боги! Это же тот жулик, что принимал ставку. Деньги нам отдал, стало жаль, вот и донес… Или… Авл?»
Ему опять стало плохо.
Мевия налила ему вина.
— Деньги есть, — сказал он глухо, жадно поднес бокал двумя руками к губам. Выпил до дна.
Гай не стал уточнять, сколько именно. Не то чтобы он опасался Мевии. Просто отец научил его молчать.
— Чтобы уехать, хватит?
Он кивнул. Кивок вызвал новый приступ тошноты, но он подавил спазм.
— Куда ты?
— Не знаю. Может быть, в Комо, — сказал Гай. — Отец говорил, что хочет там поселиться. Он не успел.
— Я с тобой, — предложил Клемент.
— А ты, Мевия? Что с тобой будет?
Она лишь пожала плечами.
— Бежим вместе, — предложил Гай.
— Нет. Вдвоем нас сразу поймают. Уж больно приметная пара. И вот что еще: если меня поймают… Я скажу, что ты направился в Испанию. Идет? Так что в Испанию не езди.
— Хорошо… В Испанию не поеду, — согласился Приск.
— Уходи сегодня же! Пока о тебе не вспомнили! — напутствовала его Мевия.
— Вот, возьми! — Клемент вытащил из-за пазухи бронзовую статуэтку.
Гай узнал фигурку Лара, которого видел каждый день в домашнем алтаре, сколько себя помнил. Теперь у него нет ни алтаря, ни очага.
Через два часа он покинул Город. Лил дождь, лоскутный старый плащ промок до нитки.
«Завтра я свалюсь в лихорадке! — подумал Приск, ожесточенно шагая навстречу идущей грозе, ветер рвал одежду, струи дождя хлестали в лицо, капюшон давно был откинут, полы развевались. — А, плевать!»
Но он не заболел. Он ни разу не болел с тех пор, как покинул Рим.
Теперь он мог путешествовать, обойти если не всю, то часть Ойкумены. Ведь бегство сродни путешествию. Так странно Судьба исполнила его желания.
«Так жестоко», — стоило уточнить.
* * *
В этот раз добыча Авла Эмпрония оказалась очень даже недурственной. Во-первых, заимодавец покойного Остория не посмел предъявить расписки, сознавая, что спорить придется с самим императором. Второй человек, у которого Осторий одалживал деньги, — префект Плиний Секунд также промолчал, тем более что на столе у Домициана лежал донос на этого самого Плиния. Так что дом продали с торгов, положенная часть от вырученной суммы пошла в карман доносчика.
И было за что. Сочиненный им заговор выглядел еще более фантастическим, чем обвинения во времена Нерона. Якобы Осторий с ланистой Силаном решили подготовить из Мевии убийцу. Ее как победительницу Домициан непременно должен был пригласить во дворец сражаться во время пира. Кто может заподозрить в слабой женщине опасного убийцу?! Чем чудовищнее выглядели обвинения доносчика, тем больше эти нелепицы нравились Домициану. Кажется, его забавляло, что в Сенате никто не смеет возвысить голос против расправы. Поэтому отдельно, помимо положенной лепты, император наградил доносчика пятью миллионами сестерциев.
Осторию приказано было умереть, а Силана выволокли на арену изображать Актеона, которого разрывают собственные псы. Эмпроний глядел на арену и улыбался. Он был сильно пьян, его тошнило. Месть удалась! Мевию приговорили к арене — к чему еще ее могли приговорить! Но эта стервозная бабенка исчезла из гладиаторской школы бабского ланисты, прежде чем ее схватили. Ну что ж, пусть живет! Против Мевии Авл ничего не имел.
Кажется, впервые Эмпроний ощутил вкус денег — он выкупил из казны дом Остория, выгнал торговца маслом и начал ремонт в старинных покоях. Успех от подлого дела окрылял не меньше, чем от благородного поступка. Жалкая награда вызывает муки совести, пять миллионов мгновенно заставляют умолкнуть ее голос. Пусть глупый Сократ слушается своего демона,[88]не каждому хочется сдохнуть в подземелье, выпив яд цикуты. Кажется, Авл Эмпроний уже понимал безудержное хвастовство Регула. Успех сам по себе отменял все рассуждения о природе добра и зла.
Лишь одно злило Авла в этой истории — Марк дулся на брата и попрекал, вспоминая, что его приятелю Гаю пришлось бежать из Рима. В ответ Авл демонстративно оглаживал на плечах новенькую тунику — в нынешнее время не до дружбы — человек человеку волк и должен рвать зубами добычу.
Нет на Авле вины, Гай Осторий и ланиста Силан умерли по воле Домициана, император один указует, прочие всего лишь исполнители. Против силы императора нет иной силы. Все разговоры о честности и чести — слезливые оправдания трусов.
Расхаживая по старому дому, Авл записывал на табличках, что нужно сделать в первую очередь: оштукатурить и побелить стены, настелить мозаичные полы, очистить и заново выложить мраморной плиткой бассейн. И надо придумать, что делать с этим маленьким таблинием. Пожалуй, можно устроить там библиотеку. Все богачи имеют в доме библиотеку, даже если вообще не читают книг.
У прежнего владельца были книги — зачитанные ветхие свитки, императорские чиновники, делавшие опись, на них не польстились.
Еще имелись записные книжки. Авл пробовал их разбирать, надеясь найти что-то ценное для своих доносных дел, но затрепанные кусочки пергамента оказались совершенно бесполезными в этом деле.