ГЗ. Жизнь и смерть в главном заповеднике российских студентов - Александр Ермак

Представьте себе Бородинское поле, на котором русские солдаты сражались с войсками Наполеона. Там сегодня есть мемориал не только для наших воинов, но и для французских, который посещают их соотечественники-туристы. И вот, в дождливый сентябрьский день из автобуса выходят очередные французские туристы, идут, поеживаясь к памятнику мимо копающихся в грязи русских пейзанов:

– Как здесь грязно и сыро…

Одна из пейзанок выпрямляется и, поправляя ватные штаны и фуфайку, говорит на чистом французском:

– Да, солнышка бы нам сегодня не помешало…

Французы онемели от такого уровня образованности русских крестьян. Конечно, объяснять им не стали, что картошку в Бородино убирают студенты МГУ…

В общежитских комнатах того времени уже звучали «Битлз». В смешанных семьях рождались разноцветные дети. А комитеты комсомола по инерции все разбирали на собраниях идеологически не выдержанных товарищей и иногда рекомендовали к отчислению из университета читателей подпольной тогда «Камасутры».

Потом начались перестроечные 80-е. Идеологическая хватка коммунистической партии стала еще более слабеть. Но наука от этого не стала сильнее. Как ни странно, в самые тяжелые сталинские времена создавались великие произведения и совершались великие открытия. Когда же люди стали становиться свободнее, и у них появилось больше возможностей заниматься творчеством, результативность науки и культуры значительно потускнела. Странно, правда…

Смугловатые конкурсанты дружно закивали в знак согласия, а Vera Semenova продолжила:

– Надо сказать, Россия на рубеже 90-х годов по удельному показателю численности студентов на 10 тысяч населения значительно уступала индустриально развитым странам – 200 студентов против 450–500.

В те годы СССР воевал с Афганистаном, гибли ребята, не понимая, за что они воюют в далекой стране. Уровень идеологии падал. Пробуждался новый интерес к религии. Чтобы идеологически невыдержанные товарищи не ходили ко всенощной на Пасху, в университете устраивали дискотеку до утра.

Вслед за взрослыми молодежь утрачивала веру и все чаще заглядывала в бутылку. Новый генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев объявил крестовый поход против алкоголизма. В университете, следуя «линии партии», начали играться «комсомольские» безалкогольные свадьбы. Но по ночам студенты выбегали из общаг в так называемый магазин «Зеленый огонек» – к поджидающим поблизости таксистам – и покупали у них водку. Бутылка – червонец (десять тогдашних весьма немалых рублей). Если не было у таксистов, то бежали к «маме Розе» – торговке алкоголем на дому. А чтобы уничтожить улики в комнате, бутылки сразу же после распития выбрасывались за окно. По утрам под окнами общежитий можно было наблюдать бабушек-вахтерш, которые в обеспечивающих безопасность касках собирали неразбившиеся бутылки для последующей сдачи в пункт приема стеклотары…

Vera Semenova вздохнула:

– Страна разваливалась, и уже никому не было особого дела до подпольной торговли, до проституток, которые вдруг появились на пороге университетских общежитий. Каждый начал зарабатывать и выживать, как мог. Бухгалтерия и даже старосты групп стали «крутить» студенческие стипендии групп, отдавая их на сторону под проценты. Студенты основывали первые молодежные кооперативы, хватались за любую работу. Так, в ГЗ можно было на доске объявлений записаться на покупку телевизора, холодильника, музыки, вина, сигарет… Все доставлялось вам прямо в комнату. Правда, по двойной или тройной цене. Но ведь и полки магазинов в то время были пусты.

Заработная плата вузовского профессора, составляющая в 1987 году 219 % от зарплаты в промышленности, в июне 1993 составляла только 62 %. Гроза студентов факультета журналистики – парторг Андрей Важнов, клеймивший на своих лекциях гнилой Запад, при первой же возможности уехал за сладкой жизнью в Америку. Туда же потянулись и многие ученые. Не только в одиночку, но и целыми кафедрами, лабораториями. В переходные годы из страны уехало 80 % математиков и 50 % физиков-теоретиков. В результате российское присутствие во многих известных западных научных центрах и коммерческих компаниях сегодня весьма ощутимо.

Оставшиеся ученые выживали, как могли. Лучше всех жилось администрации, которая ведала хозяйственными делами и могла заключать договора с арендаторами и подрядчиками. Через руки этих людей проходили существенные денежные потоки. Родственники администраторов совершали головокружительные научные карьеры. Вузы стала разъедать коррупция.

Неплохо также было и тем, кто контролировал поступление абитуриентов и защиты диссертаций. Они получали деньги за принудительное репетиторство, консультирование, проталкивание научных публикаций, обеспечение положительного голосования на защите. Поступление в вуз и защита диссертации стали просто продаваться. Многие молодые люди стали поступать в вузы просто ради того, чтобы избежать службы в армии. Талантливые провинциалы, для которых московская «абитура» стала слишком дорогим удовольствием, перестали поставлять «свежую кровь».

– Апитура… Апитура… – тут же подхватили новое слово смугловатые экскурсанты.

– Апитура, – вздохнула Vera Semenova. – В результате всего этого в стенах вузов стали оказываться студенты с интеллектуальным уровнем «ниже плинтуса», а научными степенями начали хвастать далеко не самые толковые политики и бизнесмены.

Хуже всего среди работников вузов пришлось тем, кто не был связан ни с администрацией, ни с хлебными местами вроде репетиторства, экзаменов и защит. Этим пришлось выживать исключительно на символическую зарплату. И их просто подталкивали к взиманию денег со студентов за сдачу зачетов и экзаменов, к написанию за деньги чужих кандидатских и докторских диссертаций, курсовых и дипломных работ. В какой-то степени выходом для многих ученых стала грантовая работа по заданиям международных организаций. Но эта работа унижала настоящих ученых. Они чувствовали себя чернорабочими, рабами, обслуживающими зарубежных заказчиков, и при этом не занимающимися своей собственной работой, не растущими профессионально.

Многие преподаватели старались совмещать преподавание в других учебных заведениях – мотаться по всей Москве: там полставки, там четверть, там восьмушку, глядишь, семью и прокормил…

Я вспомнил, что о чем-то подобном уже слышал. Нет, читал. В книге «История Московского университета» упоминалось о том, что в начале 19 века профессорам и преподавателям ввиду недостаточности содержания, получаемого в одном месте, разрешалось совмещать преподавание в других учебных заведениях. Все повторяется?

Vera Semenova продолжала:

– Молодежи стала не интересна наука, обрекающая на нищенское существование, на выживание. Возраст ученых увеличивался, а общий научный уровень падал…

Я почему-то тут же вспомнил фильм, который мы смотрели с Зоей в гэзэшном кинотеатре – «Ужасные, грязные и злые». Но это, кажется, было совсем про других людей…

Vera Semenova тем временем рассказывала дальше:

– Повсеместно в вузах стала уменьшаться бесплатная и увеличиваться платная часть студентов. Приток бесплатных, но талантливых студентов становился все меньше, а приток платных, но посредственных, все больше. И понятно, что чем больше студентов, тем больше доход факультета. А для того, чтобы было больше студентов, естественно, требования к ним должны быть как можно ниже. Очевидно, что для такой работы не нужны квалифицированные преподаватели, не задавленные огромным количеством часов и желающие иметь время на научную, исследовательскую и методическую работу.