Орел-завоеватель - Саймон Скэрроу

— Все в порядке? — спросил легионер, продолжая удерживать его за ремни, и Катону, еще не восстановившему дыхание, удалось лишь кивнуть. Маленькая горстка легионеров шестой центурии сомкнулась вокруг них, отражая удары ближайших бриттов.

— Мой меч?

— Вот он, командир. — Легионер выудил оружие из воды. — Славный клинок. Тебе следует его беречь.

Катон кивнул:

— Спасибо.

— Не за что, командир. Центурия не может позволить себе терять в день по центуриону.

Тряхнув в последний раз головой, чтобы прояснить сознание, Катон поднял щит, принял меч и, оглядевшись, понял, что битва утратила первоначальное ожесточение. Первый порыв неистовой жажды крови иссяк, усталость начала брать свое, и теперь уже ни бритты, ни римляне, похоже, не стремились к мученической кончине. На некоторых участках схватка замерла вовсе: группы противников замерли с оружием наготове, выжидая, когда неприятель сделает первый шаг. Потом юноша посмотрел за реку и увидел, что посадка второй партии легионеров на транспортные суда почти закончилась.

— Парни, ждать осталось совсем недолго! — крикнул он своим и зашелся в кашле. — Подмога уже на пути сюда.

В следующий момент до его слуха донесся стук боевых механизмов триремы, и он, проследив за полетом метательного снаряда, увидел, что к берегу приближается свежий дикарский отряд. В центре колонны двигалась разукрашенная слишком пышно, даже по варварским меркам, великолепная колесница, на которой стоял рослый вождь с длинными струящимися русыми волосами. Воздев копье, он возгласил какой-то призыв, и его люди ответили дружным гортанным ревом. В их одеяниях и том высокомерном презрении, с каким они игнорировали обстрел с триремы, было что-то пугающе знакомое.

— Не те ли это ублюдки, что налетели на нас прошлой ночью?

— Может, и они. — Легионер прищурился. — Темно было, да и не так долго мы с ними контачили, чтобы их толком запомнить.

Друиды доводили себя до полного исступления, пытаясь побудить утративших пыл ополченцев усилить натиск на римлян, и появление подкрепления вызвало у них восторженный вой.

— Внимание, парни! Новый враг слева!

Это сообщение пронеслось вдоль всей римской линии, и центурион, ближе всех находившийся к новой опасности, быстро перестроил своих людей, образовав фланговое прикрытие. Он успел как раз вовремя, ибо новоприбывшие бритты не стали тратить время на развертывание и прямо с марша устремились в дикую, яростную атаку. Их решимость разбить врага и отвага подкреплялись отменным умением вести бой, так что, когда зазвенели клинки, стало ясно, что чаша весов начинает клониться в сторону туземцев.

Тревожный взгляд на реку показал Катону, что первое судно уже отчалило и что матросы гребут изо всех сил, стараясь добраться до берега как можно скорее. Однако яростный удар свежих сил и пламенные призывы друидов всколыхнули боевой дух ополченцев, и те с возрожденным мужеством устремились на римские щиты.

— Держись! — кричал Катон. — Крепи строй! Еще чуть-чуть! Мы их удержим.

Остатки шестой центурии соединились с горсткой других легионеров и упорно удерживали небольшой участок земли, захваченный ими на вражеском берегу Тамесиса. Один за другим они падали, и их оставшиеся в строю товарищи смыкались еще плотней, но, хотя за жизнь каждого римлянина варвары платили несколькими своими, стало ясно, что окончательный разгром высадившихся войск дело уже решенное. Левый фланг римского фронта, если потрепанные центурии вообще составляли какой-нибудь фронт, медленно отступал под неистовым напором дружины светловолосого вождя. Поскольку никакой возможности обратиться в бегство у римлян не было, они все дрались и дрались, пока не погибали там, где стояли.

Из примерно тысячи десантников первой волны наступления в живых оставалось не более половины, и тут Катон с ужасом увидел, что транспортные суда сносит течением. Они причалили к берегу шагах в двухстах ниже того места, где шла отчаянная схватка, однако бритты настолько сосредоточились на уничтожении первой партии римлян, что вторая смогла высадиться, не встретив никакого противодействия. Катон разглядел алый гребень шлема легата и легионный штандарт, вокруг которого высадившиеся спешно сформировали строй, а затем быстрым маршем двинулись вдоль реки. Бритты наконец спохватились и, благо численность позволяла им разделиться, в немалом количестве устремились навстречу новой угрозе. Сердце Катона сжалось, когда он увидел, что отряд Веспасиана сначала замедлил движение, а потом и вовсе остановился шагах в пятидесяти от товарищей, изнемогавших под напором врага.

На левом фланге римлян прижали к самой воде, и бритты, почуяв скорую победу, усилили натиск, сотрясая воздух громовыми кличами, а щиты едва державшихся на ногах легионеров — могучими ударами мечей, копий и топоров. Казалось, еще мгновение, и остатки головного десанта будут сброшены в реку и втоптаны в прибрежный ил.

Но когда это мгновение миновало, произошло нечто неожиданное. Варварский боевой рог вдруг возвысил над шумом сражения свой хриплый рев, и, к изумлению Катона, бритты начали выходить из боя. Последний воин, с которым он обменялся ударами, попятился, а потом, оказавшись вне досягаемости римских мечей, повернулся и побежал прочь от реки.

И такое происходило повсюду. Пестрая волна варваров отхлынула от едва не рухнувшей линии римских щитов назад, к обступившим колесницу вождя друидам. Затем, не впадая в панику и не теряя готовности к обороне, враг под возобновленным обстрелом с триремы поднялся по прибрежному склону, перевалил за его гребень и пропал из виду.

Катон уставился на поле боя, усеянное порубленными телами и оглашаемое криками раненых, едва ли способных поверить в то, что они еще живы. Теснившиеся вокруг уцелевшие воины его центурии в недоумении уставились друг на друга.

— Какого долбаного хрена они задумали? — растерянно пробормотал кто-то.

Катон лишь устало покачал головой и вложил меч в ножны.

Прибывшие с Веспасианом легионеры, изменив направление своего движения, сформировали заслон между отступавшими бриттами и прискорбно малым количеством десантников первой волны.

— Они что, испугались ребят, переправившихся с легатом? И задали драла? Да быть такого не может!

— Ясное дело, не может, — согласился Катон. — Их спугнуло что-то другое. Что-то еще.

— Эй, смотрите туда! Налево.

Катон обернулся в указанном направлении и увидел появившиеся из-за речной излучины и стремительно приближавшиеся темные фигуры.

— Это кавалерия, только вот наша или не наша? Сдается мне, все-таки наша.

Через некоторое время сомнений не осталось — верховые скакали под римскими штандартами. Плавт не напрасно послал всадников вверх по реке, на поиски брода. Конные когорты батавов весьма кстати появились на фланге у бриттов, как раз вовремя, чтобы спасти поредевшие центурии Второго легиона от поголовного избиения. Но спасители не были встречены ликующими криками: у измученных, вымотанных людей на это не осталось сил, и они, осознав, что смерть им больше не угрожает, просто валились наземь там, где стояли. И все солдаты шестой центурии, те, разумеется, кому посчастливилось уцелеть, тоже растянулись прямо на истоптанной множеством ног, залитой кровью и покрытой грязью береговой кромке, от чего их командира, Катона, удерживало лишь чувство долга. Как исполняющий обязанности центуриона он не мог позволить себе расслабиться, пока не произведет перекличку, не установит размеры потерь и не подготовит отчет для легата. Он знал, что обязан все это проделать, хотя теперь, когда отпала необходимость с нечеловеческим напряжением защищать свою жизнь, мысли его стали путаться, голова не хотела работать, а ему самому больше всего на свете хотелось прилечь. Даже сама мысль о возможности отдохнуть навевала сонливость, веки опускались все ниже, тело непроизвольно начало крениться вперед, и он наверняка рухнул бы ничком, если бы пара крепких рук не уперлась в его плечи.