Все мы родом из детства - Екатерина Мурашова

Вначале он просто привязал ее вожжой к своему поясу. Куда шел он, туда шла и она. Кормить животных, убирать за ними, работать на мини-тракторе, в огород, на пастбище, в конюшню, в туалет. Везде. Если она сопротивлялась, он нес ее на руках. Если кричала и кусалась, клал на землю и пережидал. Он заставлял ее прикасаться к животным, клал ее на них, потом сажал. Они нюхали, лизали ее, иногда кусали или лягали. Он окунал ее в воду и давал самой вылезти, подсаживал на ветку дерева и давал самой слезть. И он обо всем ей рассказывал: «Сейчас я делаю то, это, а потом буду делать вот то. Это нужно, потому что… А вот из этого у нас потом выйдет вот что…» Она отчетливо помнит, как рухнула стена. Ей было около восьми лет. Она сидела на каменистом пастбище. Вокруг паслись овцы. Над головой было голубое-голубое небо. К ней подошел ягненок. Она погладила его по бархатной мордочке и вдруг поняла: «Вот мир, и вот в нем – я». Она встала, подошла к отцу и сказала: «Папа, я хочу есть! У нас есть что-нибудь покушать?» Это была ее первая связная фраза за всю жизнь. Отец заплакал, а она обняла его.

Йохана выучилась на педагога-дефектолога (так это называется у нас). Она работает с «особыми» детьми и взрослыми. У нее неплохо получается, потому что на многие вещи она может взглянуть «изнутри». Она делает это в память своего отца (он скончался). Она постановила себе, что будет работать так до сорока пяти лет (в момент нашей встречи ей было лет 35–37), а потом вернется на семейную ферму – сейчас там хозяйничает семья старшей сестры, но они хотят переехать в город, – и будет жить там, где синее небо и белые овцы. У нее есть ребенок, мальчик с особенностями развития, которого она усыновила. О грядущей жизни на ферме они фантазируют и мечтают вместе.

Я с большим уважением отношусь к арт-терапии и к специалистам, которые посредством ее помогают людям. У меня огромная коллекция детских рисунков, я настойчиво рекомендую всем родителям маленьких детей с проблемами развития сложные театрализованные ролевые игры, и однажды, много лет назад, добилась очень хорошей ремиссии ранней детской шизофрении и адаптации ребенка в обычной начальной школе всего лишь тем, что мы с мальчиком (а потом и его семья с ним же) лепили слоников из пластилина, составляли из них стадо и пускали это стадо жить настоящей слоновьей жизнью в придуманные нами джунгли. Но все же арт-терапия – не мой метод. Я ему нигде толком не училась, да и сама – увы! – совсем не разбираюсь в искусстве.

* * *

Как-то в начале лета в мой кабинет пришла женщина. У нее были рабочие руки и несимметричное, худое и некрасивое лицо. А на лице – удивительные фиолетовые глаза. Казалось, что внутри ее головы горит холодный огонь.

– Есть люди и даже, наверное, семьи, – сказала она мне, – которые пришли и находятся в этом мире для его украшения, усовершенствования. Кто-то пишет музыку, как семья Бахов, кто-то, например, потомственные ученые или изобретатели, изучает мир, открывает тайны природы, создает нечто для улучшения жизни всех. На ком-то – на земледельцах, торговцах, врачах, рабочих у станков – просто всё держится. Если представить себе, что мир совершенен в своей гармоничности и все в нем для чего-то нужны, то наша, моя родная семья, вероятно, является чем-то вроде предупреждающего знака или вешки на болоте: сюда не ходи, здесь опасно! Мой родной отец был рабочим, токарем. Его предприятие закрылось в перестройку, и он (и до того, конечно, не трезвенник) начал стремительно спиваться. Я его плохо помню – только запах и какие-то крики, когда он бросался на маму с ножом или табуреткой, а брат кидался между ними. Потом отец умер, а мама стала… даже не шлюхой, ведь шлюхи зарабатывают своим ремеслом себе на жизнь… Так, дилетанткой: когда покормят, денег деткам на молочко дадут, а когда и в морду. Настоящей проституткой стала, когда выросла, моя младшая сестра – она сейчас в содержанках у одного женатого кавказца, правда, он очень ревнивый и грозит ее зарезать, если что, а она слаба на передок. Так что боюсь я за нее, но – что ж я могу? – не сторож я сестре своей… Мой старший брат стал наркоманом и умер от передоза десять лет назад. Мне самой еще в школе нравились хулиганы, я за такого и замуж вышла, и дочку от него родила. Теперь он в тюрьме сидит, за убийство, не скоро еще выйдет…

Я слушала, не скрывая своего удивления. С такой биографией ей все-таки как-то удалось получить образование?

– Кто вы по специальности? Кем работаете? Сколько лет вашей дочери и каков сейчас состав семьи?

– Никакой специальности у меня нет, я школу бросила после десятого класса, через два года – замуж… Работала в разных местах. Сейчас лепешки пеку.

– Лепешки? – улыбнулась я.

– Ну да, в тандыре, это печь такая. Сожителю помогаю, у него три точки: две на вокзалах, одна – у Кубанского рынка. Каракалпак он, из Муйнака. Готов даже и жениться на мне, чтобы прописку питерскую получить, но чего-то мне кажется, что у него на родине уже есть какая-никакая семья. Хотя ко мне и дочке он хорошо относится, грех жаловаться, да и сравнить есть с чем. Говорил: «Роди мне сына». Я ответила: «Обойдешься». А как? Хорошо, если его линия перебьет. А если моя? Еще одна вешка для предупреждения окружающих? Кто ж станет для такой судьбы ребенка рожать? Это он мне велел к вам сходить…

– Сожитель каракалпак велел вам сходить к психологу?!

– Ну нет, не так, конечно. Он просто сказал: «Марина, всё у нас хорошо, а мира у тебя в душе нет. У тебя же дочь растет, какой ей от тебя пример? Почему так? Что у вас тут с этим делают? Сходила бы ты в церковь вашу или еще куда…» В церковь мне чего-то не захотелось. Вспомнила, как в три года дочка истерики закатывала и головой билась, невропатолог к вам послала. Тогда помогло, и вот…

– Марина, а почему вы бросили школу? Что-то мне трудно поверить, что не справлялись с программой…

– Да достали все – ведь у меня такая семья, да и с хулиганами водилась. Чего ждали, то и получи́те. Училась я плохо, точнее неровно, потому что прогуливала, но однажды в девятом классе побилась об заклад с одной мымрой-отличницей, что могу на все пятерки, не хуже ее учиться…

– И?

– Да вот… Я принесла, потому что знала: вы так-то не поверите…

Я взяла в руки слегка пожелтевший табель. Там в столбик стояли круглые, улыбающиеся пятерки. Фамилия, год – все совпадало. И это ведь на фоне предыдущих лакун в знаниях и абсолютно без всякой поддержки, на чистом упрямстве!

– Читать я тогда любила, – сказала Марина. – Но не про выдуманных людей, а про настоящих, которые в самом деле на свете жили. Всю серию «ЖЗЛ» от корки до корки прочитала, в школьной библиотеке она была – в углу за полками сидела, а библиотекарша меня покрывала, даже когда я уроки прогуливала. Домой-то я книжки боялась брать: материны сожители заблюют, брат утащит и продаст или сестренка подожжет – она в детстве пироманила помаленьку, да и сейчас всё свечами уставляет, но ее кавказцу нравится…

Кульбит судьбы: в семье «вешек» родилась девочка с чрезвычайно высоким интеллектом, которому все, кроме тихой школьной библиотекарши, просто отказывали в существовании. Неудивительно, что сейчас в душе Марины нет мира.