Загадай любовь - Ася Лавринович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но так и есть, – подключилась Яна. – Я – свидетель!
Всем было ясно, что единственный свидетель на нашей стороне. Больше свидетелей не наблюдалось. Директриса поднялась на ноги и одернула край пиджака.
– Я буду готовить документы на отчисление Макеева. Это угроза жизни. Причем не в первый раз. Но для начала, конечно, поговорю с твоими родителями, Тимур. Пускай завтра мать или отец придут в школу.
Я растерянно взглянула на Тимура. Он стоял молча, упрямо глядя в другую сторону. Да, вот это подарочек на Новый год. Представляю, как влетит Тимуру от отчима. Но отчислять его?! Я просто не находила слов. Все вокруг тоже помалкивали.
Когда директриса, стуча каблуками, направилась к своему кабинету, я бросилась к Тимуру, но он посмотрел на меня исподлобья.
– Наташа, не надо сейчас, – негромко сказал он, устало потерев переносицу. Я уставилась на его сбитые костяшки пальцев. А потом Тимур развернулся и пошел прочь. Я знала, что его задели мои стихи, которые я посвятила якобы Антону… Знала, что он по-прежнему не верит мне. Только потому, что я так и не набралась смелости признаться ему в том, как он мне дорог.
Стас так и не поднимался с пола. Этот спектакль мне надоел. Я повернулась к нему и зло спросила:
– Может тебе эвакуатор вызвать? Чтобы тушу твою гнилую наконец с пола подняли.
– Наташа… – Казанцева осторожно тронула меня за локоть.
– Мне плохо, дура, не видишь? – закрыв ладонями лицо, проговорил Калистратов. – Я жду врача. Вдруг у меня сотряс?
– Пришибить тебя мало, – сказала я.
Стас отнял руки от лица и посмотрел на меня. А потом хрипло рассмеялся. Из-за размазанной по лицу крови выглядел он жутковато. И смех получился злодейским.
– Хоть одного из братьев вышвырнуть из школы удалось. Потому что справедливость должна восторжествовать. Хотя посмотрим, что Антошке будет за совращение малолетней.
Я покачала головой и вздохнула:
– Какой же ты придурок, Калистратов.
Развернулась и быстрым шагом направилась к лестнице. Яна засеменила за мной.
– Как думаешь, Макеева правда исключат? – спросила она, заглядывая мне в лицо. Я едва сдерживала слезы обиды.
Навстречу нам попалась встревоженная медсестра. Директриса снова семенила за ней, но теперь я ее и взглядом не удостоила. Противная старуха!
– Понятия не имею, – буркнула я.
– А о каких братьях говорил этот идиот? Ты что-нибудь знаешь?
Только тут я заметила в противоположном конце коридора Машу Сабирзянову. Она стояла у расписания и смотрела прямо на нас. Наверняка Маша тоже стала свидетельницей драки. Но ее показания точно так же, как и показания Казанцевой, директриса бы не стала брать в расчет. Мы все были против ее внука.
Я повернулась к подруге и вздохнула:
– Слушай, Ян, по-моему, между нами стало слишком много тайн. Я уже сама путаюсь во вранье.
– Ты права, – кивнула Казанцева. – Значит, «Код красный»?
– Угу. Давайте завтра после уроков соберемся в «Маке» и обо всем поговорим. Нет ничего хуже недоговоренностей между друзьями.
Казанцева кивнула, а потом внимательно посмотрела на мое лицо:
– С тобой точно все в порядке?
– Да. Только ты меня оставь одну, пожалуйста.
– Конечно, – кивнула Яна. – Тогда до завтра.
– Ага.
Яна поправила лямку рюкзака на плече и направилась к лестнице. Может быть, она на меня обиделась, но сейчас мне было не до этого. Сабирзянова так и не двигалась с места. Она буквально сверлила меня взглядом. Хотя обычно явно избегала моего общества, прятала глаза и первой уходила, где бы я ни появлялась. Тогда я приняла вызов и направилась к ней.
– Привет, – сказала я.
– Привет, – откликнулась Сабирзянова.
Скорее всего, мы разговаривали в первый раз в жизни. Обычно я с ней даже не здоровалась. Как и она со мной. И все издевки над Машей я пропускала мимо ушей, хотя, наверное, нужно было раньше за нее вступиться. Теперь мне было стыдно. Да и вся эта ситуация не закончилась бы так печально. В итоге пострадал Тимур. Если его все-таки исключат из школы… Мы подошли к окну и встали рядом, опершись о подоконник. Плечом к плечу, одного роста, даже руки на груди сложили одинаково. Могли бы мы когда-нибудь подружиться? Мне кажется, мы с Сабирзяновой были слишком разными.
На мое удивление Маша первой начала разговор.
– Я все видела, – сказала она. – Стас тебя первым начал цеплять. Так же, как и меня.
– Вряд ли директриса и тебе поверит, – усмехнулась я. – Ты – заинтересованное лицо.
– Калистратов когда-то предлагал мне дружбу, – внезапно призналась Маша. – Давно это, правда, было. В седьмом классе.
– Серьезно? – удивилась я. Нет, Маша, конечно, симпатичная девчонка. И о чем-то подобном я даже Янке говорила… Но Казанцева тогда просто рассмеялась. – И ты не согласилась?
– А ты как думаешь? – усмехнулась Маша. – Стас всегда был гнилым и подлым человеком. С детства. Разве ты не знаешь, что он у малышей из начальной школы деньги вымогал? Меня такие люди никогда не привлекали. Со Стасом никто и никогда в классе не дружил искренне. Только из-за выгоды. Потому что его бабушка в случае чего таких же, как он, хулиганов отмажет. Или из-за страха. Запугает и заставит с собой дружить…
Я вспомнила компанию, которую видела вместе со Стасом в «Маке». Кто его друзья? Наверное, такие же сомнительные личности со схожими жизненными ценностями. Обмануть, обсмеять, унизить.
– Если дружат из жалости, это плохо, – сказала я. С Машей-то никто не дружил… Кроме Тимура. Как недавно выяснилось. – Может, он одинокий? Или у него проблемы в семье?
– А у кого нет проблем в семье? – откликнулась Маша. – У всех своих заморочек хватает. Только это не дает никому права становиться злым человеком и обижать слабых.
– Мне кажется, злым человеком можно родиться. Просто так. И ничего с этим не поделаешь.
– Калистратов слишком избалованный, – жестко сказала Маша. – Мстительный и злопамятный. Все отказ мне простить не может. Вот, например, у Макеева тоже в семье непростая ситуация. И это не мешает ему оставаться порядочным человеком.
Сабирзянова произнесла это с такой гордостью и так высокопарно, что я с удивлением осторожно на нее покосилась.
– Ты знаешь о его ситуации в семье? – ревниво спросила я.
Мне казалось, что Макеев должен был делиться сокровенным только со мной.
– Знаю, – кивнула Маша. И ехидно улыбнулась. – Мы ведь друзья. Я рассказала ему как-то о своей семье, а Тимур мне – о своей. Мы все друг другу говорим.
Я вспомнила о семье Сабирзяновой. Тогда ее родители показались мне забитыми и очень тихими. Такие не способны отстоять не только права своей дочери, но и свои собственные.