Очаг вины - Татьяна Огородникова

Никто из сотрудников не слышал самого главного: короткий отрезок времени, который понадобился для преодоления пути от выхода до машины, был заполнен монологом ученого как ученого.

– Маша, поверьте, я не всесильный. Я могу только определить, что ваша болезнь имеет определенное начало. Как обыкновенный доктор, я никогда не практиковал и выписать рецепт счастья в виде антибиотиков, пургена, гомеопатии или мази я не могу. Да, «очаг вины» у вас есть – сформированный, почти завершенный, словом – фатальный. Но моя личная практика показала – реабилитация возможна. Вы можете завтра сделать операцию, удалить опухоль, пройти курс химиотерапии, но гарантии на выздоровление не получите все равно. Моя версия более жизнеспособна – удалить из подсознания информацию о болезни можно только одним способом: вы признаете себя виновной и компенсируете свою вину. Проблема в том, что ни я, ни вы не можем определить размер компенсации. Я продвинулся только до той стадии, что могу один-единственный раз установить, насколько и в какую сторону изменился ваш очаг вины. Поймите, совершая один поступок в жизни, вы влияете на огромное количество людей. Просто поругавшись с продавцом в магазине, вы можете стать первым звеном в цепи необратимых несчастий. Представьте, он вернется домой в плохом настроении. Выпьет рюмку водки, поднимет руку на жену, ребенок бросится ее защищать, заденет тяжелый подсвечник или вазу, которая ударит ребенка в висок... Кто виноват? – Генрих немного помолчал. – И как тут определить, кого и как наказывать?..

– Да, – словно эхо прозвучал Машин голос.

– Именно поэтому я выношу вердикт только один раз. Время определяет сам пациент. Если он сразу пошел неправильной дорогой, – все, пути назад нет. Потому что нет времени. И именно поэтому я понимаю, что каждый негативный вердикт – это однозначная смерть. Причем скорая.

Они приблизились к машине. Генрих молча открыл дверь и жестом предложил Маше занять пассажирское сиденье. Точно так же молча они доехали до ближайшего метро, где Мария, словно растворившись в воздухе, выскользнула из машины и, шепнув: «Спасибо», исчезла в переходе.

– Приходите! – крикнул Генрих в воздух.

Чем больше вовлекается мозг в деятельность, тем ярче человек, тем менее избиты его ассоциации. А уж талант!

Н.П. Бехтерева

Жизнь ученого потеряла цвет – Маша не появилась в лаборатории ни на следующий день, ни через неделю. Потянулись невзрачные серые будни. Работа больше не радовала Генриха. Новые пациенты не представляли ни малейшего интереса. Депутат Государственной думы, владеющий алмазными приисками в ЮАР, требовал избавить его от «кармы», успешный продавец неисправных запчастей самолетов уверял, что не заработал на продажах ни копейки, губернатор какого-то края пристально смотрел в глаза Генриха и униженно спрашивал: «Вы же мне верите?..» Генрих верил. Точнее, ему было все равно. Мысли ученого хаотично бродили по извилинам и с завидным упорством возвращались только к одному человеку. Он хотел видеть Машу. Несколько звонков на оставленный ею номер телефона казались безответными, ожидания возле станции метрополитена тоже не принесли результата. Девушка пропала.

Мария пропала для всех. Ее не видели соседи, продавщицы из придворной палатки, подруга, мать... В раковине на кухне от постоянного подтекания крана образовалась тонкая оранжевая полоска, которая с каждым днем темнела, утолщалась и обрастала коричневатым контуром; экран телевизора поседел от пыли и сухости; на тюбике зубной пасты затвердела круглая белая шапочка; чашка с остатками кофе покрылась плесенью...

Она появилась внезапно, через два месяца, чтобы получить вердикт. Арина встретила ее дежурноприветливо, но это была защитная реакция. Нужно было обдумать тактику и стратегию, потому что ничего хорошего появление этой девки не сулило.

Пока что мудрая Арина решила просто поговорить с врагом. «Предупрежден – значит, вооружен!»

– Милая, на тебе лица нет. Где ты пропадала? Наш профессор совсем извелся!!! – так началась атака в сеансе одновременной игры.

Но Маша, похоже, не собиралась играть:

– Я ездила на войну, помогала детям, строила дома, добывала им еду...

– Понимаю, – кивнула Арина, будучи уверена, что выражение ее лица отражает сопереживание и поддержку. Если бы она посмотрела на себя со стороны, трактовка звучала бы так: «Ну, ну, малышка, загибай дальше. Нас-то на мякине не проведешь. Повидали мы таких...»

Однако «малышка» и не думала копаться в разночтениях. Она беспристрастно и как-то дежурно рассказывала, сколько горя ей довелось увидеть за это время, как приходилось добывать воду и хлеб; как спалось на соломенной подстилке в общем бараке для беженцев; как взрослые мужчины присматривались, а потом дежурно-безразлично выдергивали из толпы девочек, которым не было еще и десяти, отводили их за угол ближайшего здания, а потом также безразлично стреляли в них из автоматов... Как другие девочки, оставшись без родителей, наперебой пытались выйти замуж за любого человека в форме только потому, что страшно хотели есть... Как молодые седые старики плакали, теряя сыновей и дочерей... Как морщинистые бабушки стенали, не имея шанса пристойно похоронить детей и внуков... Как матери рвали на себе волосы, понимая, что не могут унять рыданий озверевших от голода, вшей, чесотки и бомбежек детей...

Когда ты побывал в мире, где мгновенная смерть считается лучшим подарком жизни, теряешь способность анализировать и оценивать, что такое хорошо и что такое плохо. Все отлично, если ты уберегся от пули, инфекции, обкуренного вооруженного животного в человеческом облике... Неплохо также, когда пуля прошла насквозь, или вовремя подвернулся доктор с антибиотиками, или животное просто хотело удовлетворить инстинкты, а не терзать тебя медленно, наслаждаясь стонами и потоками неверной крови...

Чаще всего развязка была не оптимистичной. Трупы истерзанных девчонок и мальчишек не успевали хоронить, поэтому по ночам родственники, рыдая, пытались отыскать своих незахороненных детей в смрадном зловонии гниющих человеческих тел...

Маша вела себя так, будто искала смерти. Она всегда оказывалась в тех местах, где шли ожесточенные перестрелки, вступала в спор с вооруженными бородатыми дядьками, отбивала малышей из рук бандитов... Всякий раз она почему-то оставалась жива и невредима.

– Я не уверена, что нуждаюсь в вердикте вашего ученого, – сообщила девушка, закончив рассказ, – мне просто интересно, насколько верна его теория.

Арина внимательно и настороженно выслушала опасную пациентку, решая по ходу, предоставить ей шанс для контакта с гением или лишить последней надежды. «Пожалуй, отправлю ее восвояси, – вынесла вердикт всесильная хозяйка хозблока. – Пускай отправляется восвояси!»

– Хорошо, милочка, подождите здесь, попейте чайку. Я сообщу доктору, что вы пришли.

На самом деле время чаепития Арина решила использовать для того, чтобы Генрих не догадался, кто ожидает его в приемной. Она тешила себя надеждой, что непрошеная гостья удалится, не дождавшись появления ученого.