Афганские каскадеры - Сергей Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Алекс вскинул голову, Иван поймал на себе его взгляд. Глаза злые, сузившиеся, рысьи – видно, что сдерживается из последних сил.
– Так… – процедил Козак. – Кто-нибудь объяснит мне, что это за хрень?!
– Сэр… – пробормотал датчанин.
– Чего это вы слиплись, как два боевых педераста? Что, уже жить не можете друг без друга?
– Сэр… – Датчанин шмыгнул носом. – Эммм…
– Если вы гомики по жизни, то… то это нынче не запрещено. Но в таком разе обнимайтесь, обжимайтесь, милуйтесь в каком-нибудь другом месте! А здесь я этого… – Козак ударил себя кулаком в ладонь – вот этого, вроде драк и разборок, не потерплю!..
– Сэр, он рылся в ваших вещах! – сказал датчанин. – Я его застукал!
– Брешет, собака, – пробормотал «хлопец». – Не было этого.
– Ты сам пистиш! – по-русски произнес датчанин. – Блиать! С-сука на х…
Козак молча – сверху вниз – смотрел на «земелю». Этот субъект, кстати, и раньше казался ему подозрительной личностью. Вряд ли датчанин врет… что-то было.
Хотя, надо сказать, и Ханс в последнее время ведет себя несколько странно. Как будто что-то носит в себе, так, словно что-то недоговаривает.
Некоторое время в шатре слышалось лишь тяжелое надсадное дыхание двух усаженных Козаком в выбранную им позицию «борцов». Иван, играя в молчанку, пытался понять, что за всем этим стоит. В сумке, что лежит под койкой, равно как и в тумбочке нет ничего, что могло бы его запалить. Обычный набор личных вещей, белья и туалетных принадлежностей. Ничего лишнего. Он живет здесь довольно просто, даже аскетично. Впрочем, как и большинство сотрудников.
Оружие в связи с объявленным выходным днем он снес в арсенал и закрыл там в своем личном шкафчике. Так какого, спрашивается, рожна этот тип рылся в его вещах? Что он хотел там найти? Или… Или, наоборот, подбросить?
– Он схватил ваш смартфон, босс, – сказал датчанин, словно заглянул в его мысли. – Зашел в ваш отсек… и схватил трубку!
Иван, глядя на сидящего на корточках бугая, угрюмо спросил:
– Ты заходил в мой отсек?
– Пробка от фляжки туда закатилась, – неохотно произнес тот. – Я зашел только для того, чтобы ее подобрать…
– Ты пистиш, Льоха! – датчанин сплюнул на пол розовой от крови слюной. – Fucking liar!..
– А этот… – Алекс покосился на датчанина, – этот придурок накинулся на меня! – Он вдруг перешел с инглиша на украинский. – Та це ж хвора на голову людина! Вiн же кiнчений псiх!..
Услышав чье-то покашливание в предбаннике, Козак недовольно обернулся. Когда он увидел, кто именно вошел в шатер подразделения Team-2, его брови удивленно поползли вверх.
Это был уже знакомый ему уоррент-офицер. Да, тот самый, что приходил уже сюда в роли посыльного, а затем, той же ночью, возил его в компании с командующим и старшим по филиалу в госпиталь. Посыльный, похоже, тоже был удивлен увиденной им картинкой – и царящим внутри шатра беспорядком, и тем, что в центре этого бедлама на корточках, с руками, сцепленными на загривках, устроились двое дюжих парней.
– Сэр?.. Мистер Козак, сэр, – очнувшись от секундного столбняка, сказал посыльный, – за вами прислали машину!..
– Приберитесь после себя, – вполголоса сказал Козак проштрафившимся сотрудникам. – Вольно…
Повернувшись к военному, он поприветствовал того, как старого знакомого, кивком.
– Обождите в машине, уоррент. Я переоденусь и выйду к вам.
Московская область
Без четверти девять в подземный гараж одного из зданий комплекса «Алые паруса» въехал знакомый «BMW X5». Анна поджидала Котова у своей «Шкоды». Увидев напарника, она достала из открытого багажника легковушки два пакета – в одном хранится сложенный аккуратно плащ-дождевик, в другом резиновые сапожки и пара шерстяных носков.
Анатолий, выйдя из салона, взял у нее пакеты и определил их в багажник джипа.
– Привет, Кот! – Козакова уселась в кресло пассажира. – Спасибо, что ждал меня в гараже.
– Да я тут по ходу еще в одно местечко завернул…
– Я так и поняла. – Она искоса глянула на напарника. – Какая-то у тебя сегодня физиономия… загадочная.
Котов сдал кормой; бодро посигналил, проезжая мимо поста охраны на выезде из гаража.
– Нормальная физиономия, – улыбаясь чему-то, сказал он. – А ты чего такая… пасмурная? И зачем столько вещей набрала? Мы ж не на дачу едем!
– Это точно.
– И не за грибами… хотя какие сейчас уже грибы.
– Погода дрянь, – глядя через мокрое от дождевых капель стекло куда-то вдаль, сказала Козакова. – Стою один среди равнины голой… а журавлей относит ветер в даль… я полон дум о юности веселой… но ничего в прошедшем мне не жаль…
– Что это? – удивленно спросил Котов.
– Не что, а кто. Поэт Сергей Есенин.
– Я про тебя спрашиваю! Что за грусть, что за вселенская тоска? Ты молода, умна… – Котов покосился на женские колени. – И в общем-то недурна собою. Так какого же хрена?
– Я всего лишь прочла фрагмент стиха.
– Что-то ты, подруга, в последнее время мне не очень нравишься.
– Главное, Толя, чтобы тебе нравилась твоя жена. А я уж как-нибудь переживу.
– У тебя что-нибудь случилось, Козакова?
Анна вздохнула про себя. Котов не имеет полного «допуска», он лишь временно задействован в тактических целях. Да, он проверенный товарищ. Да, как и Козакова, Анатолий Котов – сотрудник ГРУ, действующий под залегендированным прикрытием. Журналистика, медийная сфера, если брать шире, являет собой самое удобное прикрытие для тех, кто собирает информацию, кто добывает разведданные, будь то промышленный, коммерческий, военно-политический шпионаж. Котов – «свой»; но она может быть с ним откровенна лишь до определенной степени. Он кое-что знает, о чем-то догадывается, но это не ее дело. Она не может ему рассказать о сделанном только что открытии. Не имеет права.
– Не обращай внимания. Просто настроение такое… осеннее.
– Заведи себе кого-нибудь. И срочно!
– С ума сошел, Кот?
– Ты же сама говорила… «Живу как монашка»… «Одна-одинешенька в своей келье»… «Стою одна… и вся голая»…
– Я такое говорила? Хм.
– У тебя депресняк на почве хронического… эмм… одиночества.
– Да при чем тут это?
– Ты не маленькая девочка… Посмотри сама на себя!..
Козакова достала из косметички зеркальце; глянулась в него, поправила волосы, забранные под косынку, затем убрала обратно в сумочку.
– Да нет же, я не про внешность. Я про то, что внутри.