Звонок из прошлого - Бен Элтон

Полли не была уверена даже в том, что Джек ее слышит. Он выглядел очень странно. В его глазах появилось что-то такое… Ей показалось – настоящая злость.

– Разве ты не знаешь, кто идет вслед за ними? Пацифисты!

– Ну при чем тут пацифисты?

– Черт возьми, пацифисты в армии! А почему бы и нет? Какая-нибудь женщина-конгрессмен вдруг провозгласит, что пацифисты тоже имеют право служить в армии. И тогда армия, по существу, должна будет их поддерживать! Создать программу привлечения их в свои ряды! Чтобы, не дай бог, конституционные права американских пацифистов не были ущемлены…

Лицо Джека стало красным. В первый раз он стал выглядеть на свой возраст. Находящийся в смятении пожилой мужчина, ведущий себя вызывающе.

– Меня совершенно не интересует твой параноидальный бред, Джек. Я хочу знать, почему…

Но с тем же успехом Полли могла говорить сама с собой.

– Чертова конституция! Эта губка впитывает в себя все, чего бы кто ни пожелал. Она похожа на Библию. Каждый может заставить ее работать на себя. В конституцию можно вписать все что угодно. В один прекрасный день Конституционный суд провозгласит, что конституция неконституционна, и Соединенные Штаты взорвутся! Они просто исчезнут с лица земли!

– Очень хорошо! Я рада! – Полли чувствовала себя усталой. В семь сорок пять утра ей надо было выходить на работу. – Джек, я не могу продолжать с тобой сейчас этот разговор. Мне завтра надо идти на работу. Может быть, мы как-нибудь встретимся в другой раз…

Джек понизил голос. Он произнес спокойно и твердо:

– Я же тебе сказал, Полли, что у меня в распоряжении только эта ночь. Утром я уезжаю.

Он посмотрел на Полли так, словно этим было сказано все. Словно Полли могла этим удовлетвориться или смириться без возражений (чего, естественно, она делать не собиралась).

– Ну тогда иди! Уходи! Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. Я не просила тебя сюда приходить!

Джек не сдвинулся с места. Он так и остался стоять посреди комнаты и смотреть на нее.

– Я остаюсь, Полли! – сказал он, и в первый раз Полли почувствовала некоторую нервозность. Что-то с Джеком было не так, он был так напряжен.

– О'кей, оставайся, конечно, оставайся, если тебе так хочется, но… Но нельзя же сваливаться на голову через шестнадцать лет и два месяца и вести разговоры о сексуальной политике и конституции… Это… это просто глупо.

Джек тоже выглядел усталым.

– Ты сама всегда любила поговорить о политике, Полли. Что изменилось? Неужели для ваших людей не осталось в жизни ничего достойного, что стоило бы обсуждать?

Казалось, он говорит это скорей с грустью, чем со злобой. Тем не менее, Полли не собиралась поддаваться на эту грусть.

– Джек, никакого отношения я не имею ни к тебе, ни к твоим нерешенным проблемам, – сказала она спокойно. – У нас с тобой было только мимолетное знакомство, причем много лет назад. Мы даже живем в разных странах! На разных континентах!

– Политика интернациональна, как ты сама любила говорить, – сказал он и улыбнулся этому воспоминанию. – Ты вычитала это в той карикатурной политической книжке «Начальное руководство для тех, кто хочет стать полным болваном».

– «Марксизм для начинающих»

– Это одно и то же.

Полли вспыхнула при воспоминании о том, какой же она была наивной. Она действительно давала Джеку экземпляр «Марксизма для начинающих». Разумеется, это не значило, что сама она была в состоянии его осилить. Огромные цитаты из «Капитала» не становились для нее понятнее оттого, что в углу страницы было маленькое изображение Карла Маркса. Это был некий жест, попытка цивилизовать его. Круг чтения Джека ограничивался спортивными газетными страницами, и она мечтала его политизировать. Она фантазировала, что однажды придет в лагерь мира под ручку с Джеком и скажет своим подругам: «Я поимела одного врага! Я его перевоспитала!» Она воображала, что, заставив потенциального убийцу детей увидеть свет правды, она станет знаменитостью, можно сказать – звездой движения за мир. Этот случай мог стать единственным в мире: хищник превратился в вегетарианца.

– Разве я не была маленькой идиоткой с горящими глазами? – сказала она.

– Ты когда-нибудь читала «Историю Второй мировой войны» Черчилля? – спросил Джек. Обмен книгами превращался в двусторонний процесс.

– Не надо шутить, Джек! В ней же около пятидесяти томов!

– А что, разве Маркса читать легче?

Теперь они оба принялись смеяться. Ни один из них совершенно не изменился с тех пор. Они по-прежнему не сходились во мнениях ни по одному вопросу, кроме одного.

– Я хотел, чтобы ты стала частью моего мира, Полли, точно так же как ты хотела, чтобы я стал частью твоего, – сказал Джек. – Ты ведь не единственная на свете, кто пережил разочарование. Я верю, что по-своему любил тебя так же сильно, как и ты меня.

Самое ужасное открытие для Джека состояло в том, что он продолжал любить ее до сих пор.

– Этого просто не могло быть, – тихо ответила Полли, избегая смотреть Джеку в глаза. – Иначе ты бы меня не бросил.

– Это неправда, Полли. Я должен был уехать. Я солдат. Я допускаю, что в любви вел себя не очень хорошо. Мне было очень трудно жить с этим. Но любовь к тебе захватила меня всего без остатка, и даже сверх того.

В то время как Джек с Полли в Лондоне боролись со своим прошлым, в Соединенных Штатах разыгрывалась другая драма страстей и роковых измен. Мужчина и женщина вдвоем сидели в столовой, сохранившей следы былого великолепия двадцатилетней давности. На восточном побережье наступило обеденное время, и супружеская пара уже более часа сидела над своими тарелками, не чувствуя при этом ни малейших признаков голода. Стоящая перед ними еда давно остыла. Она не притронулась к своей вообще. Он сделал слабую попытку что-нибудь проглотить, но ограничился тем, что нервно поковырял вилкой в своей застывшей подливке.

– Я очень сожалею, Ваша милость, – сказал он. – Что еще я могу сказать? Я не хотел этого делать, но каким-то образом это произошло. Я просто не мог удержаться.

«Ваша милость» – это ласковое имя, которым мужчина называл свою жену. Он всегда называл ее так, когда они оставались наедине, это был их маленький секрет, знак его привязанности. В последнее время они оставались наедине все реже и реже. Их профессиональная жизнь настолько усложнилась, что для совместных обедов теперь приходилось заранее резервировать время в ежедневниках, и, когда по своей работе он должен был уезжать, она больше не могла его сопровождать. Возможно, в этом все и дело, думала она. Возможно, ее успешная карьера бросила его в объятия других женщин, более глупых, податливых. Она размышляла, придумывает ли он им тоже специальные имена. Возможно, он тоже называет их «Ваша милость», для удобства и чтобы избежать досадных недоразумений. При мысли об этом глаза «Ее милости» затуманились слезами, и она попыталась это скрыть с помощью салфетки.