Скандальный дневник - Джулия Лэндон

— Постараемся, отец, — натянуто сказал он. — Продолжим игру?

Эвелин посмотрела на свои карты. Когда следующая партия была окончена, баронесса обернулась к дочери:

— Как ты себя чувствуешь, милая? Эвелин вздрогнула и подняла глаза.

— Отлично, мама.

— Натан должен ласково с ней обращаться, тогда все у них будет хорошо, — вставила его мать.

— Ради Бога, перестань! — вздохнул Натан.

— Почему? — невинным тоном спросила маркиза. — Жизнь нанесла ей серьезный удар, Натан. Нужно время, чтобы оправиться и продолжать жить дальше. Самое главное — не падать духом! — Она сделала ободряющий жест.

— Послушай, мама… прошло уже несколько лет.

— Да, но все это время она была в Лондоне — залечивала раны.

— Ну, в самом деле, хватит, — сказал Натан и взглянул на жену.

Она сидела бледная и смотрела в свои карты. За столом повисло молчание.

— Что вы будете делать с оранжереей? — наконец спросил Уэйнрайт.

— Ломать, — ответил Натан.

— Восстанавливать, — одновременно с ним произнесла Эвелин.

Ее тон был слишком тверд для женщины, которая всего несколько дней назад требовала развода и всего несколько часов назад утверждала, что их семейные отношения невозможно наладить. Натан удивленно вскинул бровь и посмотрел в ее сторону.

— Мне очень нравилась эта оранжерея, — объяснила она ему.

— Вы должны послушать жену, — сказала леди Уэйнрайт, изучая свои карты. — Это поможет Эвелин окончательно прийти в себя, чтобы стать хорошей женой и хозяйкой поместья. Ты нужна Натану.

Эвелин растерянно взглянула на мужа.

Он чувствовал себя таким же беспомощным, как и она.

— Прошу прощения. — Эвелин аккуратно отложила в сторону карты, встала и оглядела четверых гостей. — Я и не знала, что подвела вас всех.

— Никто так не говорит, Эвелин, — возразила леди Уэйнрайт. — Просто мы беспокоимся о тебе.

— Ты хочешь сказать: беспокоитесь о своей репутации, — спокойно поправила она.

— Да как ты смеешь! — рявкнул отец Натана.

— Извините, — громко сказал Натан, резко поднялся на ноги и, обогнув стол, обнял Эвелин. — Спасибо вам всем за участие. Я понимаю, что вы желаете нам добра, но этот вопрос касается только нас с женой. Если вы не возражаете, мы пойдем спать. Бентон, пожалуйста, проводи гостей в их покои, когда они будут готовы. — С этими словами он вывел Эвелин из гостиной, избавив ее от непрошеных суждений по поводу их семейных отношений.

— Какой развод, Эвелин? — гневно воскликнула ее мать на следующее утро.

Эвелин сидела за туалетным столиком, обхватив лицо руками.

Она провела ужасную ночь, первую половину которой бесцельно бродила по комнате, а вторую ворочалась в постели, пытаясь примирить необычные события последних дней с теми чувствами, которые за три года успели укорениться в ее душе.

Она вспоминала чудесный пикник и, конечно, разговор с Натаном. Его слова до сих пор не давали ей покоя, наполняли сердце теплом и заставляли по-другому взглянуть на вещи.

Но потом приехали их родители. Утром Эвелин честно поделилась с матерью своими мыслями, чем привела ее в ужас. Выяснилось, что для нее даже думать о разводе — безумие. Баронесса Уэйнрайт еще не успела высказаться по этому поводу, но было видно, что ее просто распирает от возмущения.

Она сердито мерила шагами комнату, а Эвелин тупо смотрела на горячий шоколад, который принесла Кэтлин перед тем, как баронесса бесцеремонно выпроводила ее из спальни.

— Мне стоило немалых трудов держать маркизу в неведении, — раздраженно продолжила ее мать. — До нее доходили слухи из Лондона о твоем романе с этим негодяем Данхиллом. Я уж не говорю о твоем участии в этом ужасном скандале между принцем и принцессой Уэльскими.

— Но это неправда…

— Главное, дочь, что ей известны все эти сплетни! Хорошо хоть, что она не слышала о твоей нелепой идее развестись!

— Так будет лучше для всех…

— Молчи, Эвелин! — рявкнула мать. — Из всех глупостей, что ты вытворяла, эта самая возмутительная! Мало мы из-за тебя натерпелись? А сколько усилий мы приложили, чтобы ты, наконец, вернулась к Линдсею!

О да, было все — письма, утомительные нравоучения, многочисленные визиты в Истчерч… Смиренно вздохнув, Эвелин взяла чашку с шоколадом и сделала глоток.

— Сколько мы выстрадали в результате твоего безумия, и все ради чего? Чтобы ты устроила новый, еще более грандиозный скандал?

Эвелин со стоном опустила голову, положив щеку на стол.

— Скажи, пожалуйста, — баронесса резко обернулась, — почему ты решила окончательно опозорить всех нас?

— Я никого не хочу позорить, — устало возразила Эвелин. — Мы с Натаном три года жили отдельно и…

— Это было твое решение, а не его, — сердито перебила мать.

— Разумеется, — спокойно согласилась Эвелин. — Но он не возражал. Вообще говоря, никто из вас не возражал. Похоже, все считали, что мне лучше уехать из аббатства… а ты, мама, поместила бы меня в приют для душевнобольных, если бы Натан это позволил.

— Какой вздор! Как ты могла так обо мне подумать?! Я хотела помочь тебе, Эвелин! Неужели ты не помнишь, как я волновалась за тебя, как мы с твоим отцом приводили к тебе врачей? Я хотела, чтобы ты перестала с таким противоестественным отчаянием цепляться за свое горе!

Желая закончить эту беседу, Эвелин встала и ушла в гардеробную.

Баронесса поспешила за ней.

— Все это в прошлом, а мы должны жить настоящим, — сухо проговорила она. — Я не понимаю, почему ты решила развестись.

— Что же здесь непонятного? — раздраженно спросила Эвелин, распахивая двери гардероба. — Мы с Натаном пытались наладить наши отношения, мама, но у нас ничего не вышло. Мы долгое время жили отдельно, и теперь уже невозможно преодолеть ту пропасть, которая пролегла между нами.

— Не говори глупости. — Мать потянулась через плечо Эвелин, сняла с вешалки строгое коричневое дневное платье и бросила его дочери. — Со временем ты забудешь об этой трагедии. Ребенок родился болезненным, и с самого начала было ясно, что он долго не протянет. Мы все предупреждали вас, чтобы вы не слишком к нему привязывались. Природа иногда бывает очень жестокой, а вы плохо подготовились к неизбежному.

— Мы не могли не привязаться к этому ребенку — так же как не могли не привязаться к вам, своим родителям. Это кощунственно — обвинять нас в том, что мы слишком любили своего сына!

Баронесса сверкнула глазами.

— Послушай, Эвелин, зачем ты усложняешь всем нам жизнь? Что толку печалиться о прошлом?