Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

Продавец книг мог улыбаться, однако улыбались только его губы, а все остальное лицо оставалось недвижимым. Он никогда не смеялся. Как там говорил аббат? «Скажи мне, что человек никогда не смеется, и я скажу тебе, что он дурак!» Клод был уверен, что Ливре отвечал взаимностью на взаимность, хотя делал он это всегда с легким пренебрежением. Его ум проявлялся в моменты опасности. У Ливре имелся ответ на любой вопрос, а аббат, наоборот, был человеком тысячи вопросов. Такое уподобление навело Клода на мысль, что Ливре вовсе не доволен своей работой по сравнению с аббатом. Но чем занимался Оже?! Ливре по крайней мере делал что-то определенное. Под его руководством Клод мог стать Идеальным Торговцем. А что предлагал аббат? Соучастие в преступлении. Мысли Клода вернулись к продаже инструментов. Он все смотрел на баранью голову.

Только поздно ночью Ливре открыл двери и отпустил ученика.

– Осталась одна заметка! – сказал продавец книг и вручил Клоду кусочек бумаги и книгу «Парижские тайны».

Когда Клод и извозчик встретились вновь, они приветствовали друг друга громкими возгласами, старомодными похлопываниями по плечу и объятиями, делавшими их похожими на парней с гомосексуалистской картины Годена «Искусство борьбы». Они радовались встрече, но были измучены и истощены, особенно Поль. В тринадцати лигах от города у «Люсиль» сломалась задняя ось, произошло это на участке дороги, печально известном благодаря частым нападениям разбойников. Чинить коляску пришлось в спешке, и до города Поль доехал, только приложив большие усилия. Извозчик утешился тем, что нашел среди багажа неотмеченный груз – щедрый подарок из Бургундии, который Дом намеревался распить, как сказал он Клоду, «сам знаешь где». К ним присоединился Плюмо. Журналист, как и извозчик, с нетерпением ожидал рассказа Клода о первых неделях, проведенных в «Глобусе».

В ту ночь мадам В. постаралась на славу. Она пришла на птичий рынок перед самым его закрытием и поймала торговца как раз после того, как он выжал непереваренное зерно из птичьих внутренностей. Вернувшись на кухню, она сварила чудный соус из бордо, дикого чеснока, мускатного ореха и перца, все это придавало неповторимый тонкий аромат вальдшнепам – их она и подала на стол.

Короче говоря, в ее заведении теперь царила приятная атмосфера, созданная хорошей едой, хорошим вином и компанией близких друзей. После множества тычков и нескольких кружек бургундского Клод начал развлекать своих товарищей описанием своего ученичества в «Глобусе». Хотя он рассказывал и о самой работе, и о клиентах, большая часть времени у него ушла на описание учителя, его смешной манеры хрюкать и урчать, есть и прочищать горло. Все собравшиеся хохотали над такими пошлостями, что подвигло Клода продолжить разоблачение.

– Никак не могу забыть одну сцену, – сказал он, – когда я застал его в сгорбленном положении над сборником «Парижских тайн». Нет, не сгорбленным. Он расстегнул штаны и сидел над ними на корточках! Сначала я не мог понять, что происходит, пока не пригляделся. Книги оказались вовсе не книгами! Это были обложки, склеенные вместе, без страниц, и они служили ему унитазом! Что еще хуже, он подтирается порванными и скомканными страницами!

И вновь смех сотряс маленькую gargote.

– Полагаю, сцена, которую ты нам сейчас нарисовал, – размышлял Плюмо, – в полной мере отображает глубокое уважение, каковое Ливре питает к литературе.

Клод продолжил:

– Мой сосед Пьеро, который набивает чучела для братьев Верро, выпотрошил множество травоядных животных. Так вот, он говорит, что у тех тварей, что питаются одними овощами, самые едкие и вонючие газы. Ливре, с его картофельной диетой, является справедливым доказательством этой гипотезы.

– Одни овощи? Это же грех – упускать такую возможность получить удовольствие и придерживаться диеты! – Извозчик проткнул ножку вальдшнепа вилкой.

Плюмо добавил:

– Его труды воняют хуже, чем скотный двор в жаркий день! – Журналисту понравился такой оборот, и он записал его на клочке бумаги. Плюмо посмотрел на друзей и выдал еще одну мысль, результат недавней работы над утопией, и связанную с символами на геральдическом щите. – На экслибрисе Ливре должны быть изображены две перекрещивающиеся клизмы и парочка сияющих веников, возможно, на бледном фоне с монограммой из двойного «Л»!

Клод закончил свое описание:

– Ливре часто распределяет обязанности и предостерегает нас, находясь в позиции на корточках. Эти мысли он и называет «жемчужинами». – Клод подумал над последним словом. – И знаете, какой первый и последний перл каждого дня? Я вам скажу! Вычистить «Парижские тайны»!!! Ливре хватило щедрости и доброты, чтобы снабдить меня специальной щеточкой.

«Жемчужины» расписывают каждый твой шаг в течение всего дня. Есть заметки о том, как держать книгу (вы должны открывать переднюю и заднюю обложки книги одновременно, дабы избежать растрескивания корешка), как переворачивать страницы (никогда не смачивайте слюной пальцы), даже как произносить некоторые слова!

– И что происходит, – спросил извозчик, – если ты что-нибудь упустишь?

– Предположим, я схватил книгу за верхнюю часть корешка, вместо того чтобы раздвинуть остальные книги и взять ее за обложку. Ответ на подобную преступную халатность с моей стороны последует незамедлительно и будет довольно болезненным. Ливре разработал специальную систему наказаний для развития моих навыков. Например, если я неправильно держу книгу, он хлестнет меня по плечу. За другие ошибки может последовать и более суровое наказание. В частности, он приобрел палку из красного дерева и обернул ее в зеленое сукно. И я знаю из собственного опыта, что сукно нисколько не смягчает удар.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем все эти палочные удары! – разозлился извозчик. – Ты заслуживаешь лучшего, чем весь этот книжный магазин! Ты же мастер по металлу, разве нет?

– Я не знаю, кто я. У меня даже больше нет инструментов.

– Я пытался его остановить! – сказал Плюмо извозчику.

Настроение за столом переменилось. Клод больше не мог развлекать друзей историями о привычках Ливре. Они их расстраивали. Он не мог рассказать им о том, что из его жалованья постоянно вычитают за поломки и, следовательно, долги за обучение растут. Не мог он поделиться и тем, как глубоко несчастлив.

Извозчик посмотрел в тарелку Клода.

– Ешь, друг мой. Пустой мешок стоять не будет.

Клод не ответил. Описание «Глобуса» привело к тому, что юноша полностью осознал крушение своих надежд, а ведь раньше он не хотел этого признавать.

– Простите меня, но я должен идти, – наконец сказал он.

Плюмо предложил расслабиться в публичном доме, ставшем вдохновением для художника, того самого, что изобразил «Потаскушку». Клод отказался, извозчик тоже.

– Я должен возвращаться к «Люсиль» и ее ранам, – ответил Поль.

– И я, – пробормотал ученик, – должен возвращаться к своим.