Девственная селедка - Екатерина Вильмонт

– Слушай, Лали, он же красивый мужик и, кстати, Петьказдорово на него похож. Но что же все-таки было?

Лали быстро пересказала подруге весь разговор с Платоном.

– Лали, ну так нельзя… – огорчилась Ирма. –Разве можно говорить мужику такие вещи!

– Какие вещи?

– Ну будто он в постели ничто.

– Нельзя. Я разве спорю? Мне самой стыдно, но когда онназвал Иваныча старикашкой…

– Так недолго и импотентом мужика сделать.

Лали фыркнула.

– Ну ты и стерва.

– Да какая я стерва… Но я его не могу выносить. Даже непонимаю почему. Я же собиралась за него замуж когда-то. И противен он мне небыл.

– А может, дело в брате?

– Да нет. Они совсем разные, – она тяжеловздохнула.

– Жалеешь, что он уехал тогда?

– Нет. Просто я благодарна ему… Если бы он непредупредил, что Тоник может заявиться, было бы куда хуже.

– А он не догадался?

– Догадался, конечно, но я твердо стояла на том, чтопосле Корфу не видела Родиона.

– Значит, ты вбила клин между братьями.

– Я? Да что ты… Родион первый сдал брата.

– Вот то-то и оно.

– Да ладно, Ирма. Это уже в прошлом. Мне оба брата ненужны.

– Позволь тебе не поверить.

– Это твое личное дело.

– Хочешь совет?

– Попробуй…

– Позвони Родиону и расскажи, что Платон приехал ипоблагодари за предупреждение. Только и всего.

– Совет хороший, но я, извини, им не воспользуюсь.

– Можно узнать почему?

– Потому что я гордая. Он ни с того, ни с сего удрал, ая буду ему звонить? Да никогда. Такой звонок означал бы аванс, а я не намеренаего авансировать. Все ясно?

– Более или менее.

Лали сидела в кабинете покойного мужа и методично перебиралаего бумаги. Ей необходимо было найти один документ, затребованный фирмой, вкоторой Иваныч работал много лет. Все бумаги у него содержались в образцовомпорядке, однако нужный документ пока не находился. Ей казалось, что бумагихранят его запах. От этого она как-то размякла, расчувствовалась, нудное напервый взгляд занятие доставляло удовольствие. Это был мир Иваныча, куда ейдоступа не было. Наконец, документ обнаружился. Но она уже не могла оторваться…Просматривала все ящики. В одном из них обнаружила початую коробку оченьдорогих сигар. Иваныч курил сигары крайне редко, только в минуты особогонапряжения. Сигары упоительно пахли… А еще она нашла небольшой фотоальбом.Хотела взять его в руки, но вдруг испугалась. Она никогда прежде не видела его.Что же такое там может быть? Страшно. А вдруг там фотографии каких-то женщин?Она убрала альбом обратно в ящик, но он неудержимо ее притягивал. Я не смогупросто забыть о нем. Она открыла альбом и… слезы градом хлынули из глаз. Вальбоме были ее фотографии, любовно разложенные в хронологическом порядке. Вотона такая, какой он увидел ее впервые. Простенькая девушка в ситцевом платье, скосой, перекинутой на грудь. Этот снимок был сделан на первом курсе. Наследующей фотографии она уже беременная, в вязаной кофточке. И так двенадцатьснимков. Последний был сделан во время круиза по Карибскому морю. Она в черномвечернем платье, подпоясанном зеленым длинным шарфом, с изумрудными сережками вушах. Платье и серьги были подарком на пятнадцатилетие их брака. Боже ты мой…Как он меня любил… А я? Я до сих пор его люблю. Говорят, любовь и страстьбыстро умирают. Да ничего подобного… Она перевернула последнюю страничкуальбома и вдруг увидела записку. Почерк Иваныча. Записка была адресована ей.«Девочка моя, ты найдешь эту записку только когда меня уже не будет. По-моему,этот альбом красноречивее любых слов говорит о моей любви. Так вот, прошу тебя,живи на всю катушку, так как ты умеешь. Будь веселой, красивой, жизнерадостной.И постарайся найти себе мужчину. Нельзя хранить верность покойнику. Это глупо.Жизнь не для того дается. Погоревала и будет. Я думаю, сразу выходить замуж нестоит. Но жить полной жизнью необходимо. Я уверен, что такая прелестная женщинане останется одна. И я благословляю тебя на этот шаг. Я знаю, ты все равнобудешь помнить и даже любить меня. Но жить надо не прошлым. И знай – я был стобой бесконечно счастлив, с первого до последнего дня. Прости, что потянуло напафос, но, знаешь ли, в такой ситуации это можно извинить, правда?»

Она разрыдалась. Слезы лились ручьем, но с ними из грудиуходила боль. Иваныч как всегда прав. Замуж выходить я не буду, а жить наполную катушку… наверное смогу. Правда, непонятно, с кем… Но было бы желание, ажелающие найдутся, как любит говорить Ирма. Родион? Да нет, не нужно. Хватит сменя Шахриных. И вообще… Это легко было написать «живи», а как? Если именно чтожелания нет? Показалось на мгновение, а он сбежал…

Вдруг раздался звонок. Кого это принесло в такой час?Родион? Нет, ерунда, он же не знает, где я живу.

Она нажала на кнопку видеоустройства. Какой-то мужчина. Лицане рассмотреть.

– Кто там?

– Ева, это Платон. Открой.

– Что ты хочешь?

– Поговорить!

Она нажала на кнопку. Он вошел в калитку. Она открыла дверь.

– У вас в Америке не принято разве звонить по телефону?

– Ага, вот ты и прокололась!

– В чем это?

– А откуда ты знаешь, что я живу в Америке? Я об этомничего не говорил. Значит, все-таки Родька… Ну и что? Ты с ним спишь? Он как, всравнении с твоим фантастическим любовником? Не очень проигрывает?

– Тоник, ты зачем приехал? Чтобы от этом спросить?

– Нет, я только сейчас понял, что ты с ним все-такиспуталась.

– Я ни с кем не спуталась.

– А откуда ж ты знаешь насчет Америки?

– Уж и не помню.

– Ну хватит, завралась совсем. Да, домик недурной…

– Раз уж приехал, может, хочешь чаю?

– Нет, коньяку.

– Коньяку я тебе не дам.

– Это почему?

– Я одна здесь, а кто знает, что вскочит в головупьяному мужику.

– Боишься, что я тебя изнасилую?

– Нет, этого я как раз не боюсь.

– А чего тогда? Я женщин не бью.

– Еще не хватало. Так все-таки зачем ты примчался сюдана ночь глядя? Говори и я вызову тебе такси.

– Я виделся с сыном.

– Я догадалась. И что?

– Он тебе еще не доложился?

– Нет. Но он и не должен.

– Слушай, Ева, я хочу сказать тебе, что ты редкая сука.