Маргарет Тэтчер - Жан Луи Тьерио

Тринадцатого ноября в ходе бурного заседания правительства было объявлено о введении в стране чрезвычайного положения. Все министерства были призваны внести предложения относительно способов экономии электроэнергии. Промышленные предприятия настойчиво призывали «сконцентрировать» время производства. Маргарет вынуждена была отчаянно сражаться за отопление школьных зданий. Она не хотела, чтобы после обвинений в похищении у детей молока ее еще и обвинили в том, что дети из-за нее простужаются. Некоторые символические меры экономии только усиливали рост напряженности в обществе, например, прекращение телепередач в 22 часа 30 минут. В то время как Тэд Хит надеялся, что его решения ударят по профсоюзам, сделав их непопулярными в стране, произошло прямо противоположное. Правительство упрекали в том, что оно проводит политику, противоречившую законам.

В декабре положение дел еще более ухудшилось. 13 декабря Тэд Хит объявил о введении трехдневной рабочей недели. Бедная Англия! Бедный Лондон! Можно было подумать, что Англия вновь погружается в военное время. Затемнение, перерывы в электроснабжении. Смог окутывает улицы столицы. По ночам словно из небытия выплывают картины из романов Диккенса: туман, мокрые мостовые, темные улицы, где нет теперь даже газовых рожков… Правительство рассматривает вопрос о введении талонов на снабжение топливом и горючим, тем более что первый нефтяной кризис ничего не изменил к лучшему.

Маргарет в правительстве вынуждена была сопротивляться. Она приобрела опыт, о котором никогда не забудет, как не забудет и о трусости элиты, всегда готовой пойти врукопашную до решительного сражения и всегда готовой уступить и пойти на мировую при виде надвигающейся бури.

В Ламберхерсте одним видным представителем нетитулованного мелкопоместного дворянства был дан прием. Из-за перерывов в электроснабжении дом был погружен в полутьму, только свечи освещали залы своим дрожащим, мерцающим светом. «Можно было подумать, что мы вернулись в военное время», — пишет она. Присутствовавший на приеме высший класс, в черных галстуках и длинных вечерних туалетах, был явно испуган. Все задавались вопросом, не разразится ли завтра новая Октябрьская революция, и обратились к Мэгги, единственному министру, присутствовавшему на приеме: «Сопротивляйтесь. Боритесь с ними. Покончите с ними. Избавьтесь от них. Мы не можем терпеть, чтобы все это продолжалось». Она вышла оттуда приободренной, ожившей, воспрянувшей духом, убедившись в том, что идеи сторонников примирения еще не завоевали все сердца и дух борьбы, помогший Англии выстоять во время массированных налетов немецкой авиации, еще жив.

Ее ожидало жестокое разочарование, когда 5 февраля 1974 года Национальный союз горняков принял решение о всеобщей забастовке (81 процент голосовавших высказался «за») и не оказалось никого, кто мог бы противостоять, профсоюзам. Председатель Объединения британских предпринимателей Адамсон Кэмпбелл, чтобы разрядить обстановку, призвал к отмене Закона об отношениях в промышленности. Маргарет пишет в мемуарах: «Это было слишком типично для британских предпринимателей: они строили из себя храбрецов перед сражением, но когда приходил их черед вступать в бой, то оказывалось, что у них кишка тонка».

Но тогда было не время жаловаться, раскисать и жалеть саму себя. Решение Национального союза горняков сделало досрочные выборы неизбежными. «Было совершенно необходимо, — пишет Маргарет, — поднять перчатку, принять вызов и выиграть выборы». Вместе с другими политическими деятелями она пыталась убедить Тэда Хита в том, что предвыборную кампанию следует вести под лозунгом «Кто правит Великобританией? Профсоюзы или правительство?». Он согласился, но весьма неохотно. Партийный манифест был озаглавлен так: «Честное и разумное соглашение для восстановления порядка»; по мнению Маргарет, это было «сито, наполненное водой». И никакой направляющей линии! Какие-то жалкие меры, вроде отмены выплаты пособий семьям забастовщиков или снижения ставки ссуды на недвижимость. Короче говоря, сущие пустяки, если учитывать, сколь высоки были ставки в игре.

Премьер-министр был уверен, что выиграет. Он изо всех сил старался свалить всю вину на возникшие трудности, на разразившийся нефтяной кризис, причиной которого стала война в Азии. Он выдвигал в качестве козырной карты благородные идеи, вроде идеи создания правительства национального единства с участием либералов. И — ждал, ждал, ждал. Он даже доверительно сообщил кое-кому из близких ему людей, что опасается получить слишком большое большинство, что может привести к беспокойству и недисциплинированности заднескамеечников.

Маргарет была гораздо менее доверчива. По ее мнению, вопрос: «Кто правит страной?» не прозвучал достаточно громко. Она опасалась, что от консерваторов отвернутся, спасаясь бегством, те симпатизировавшие им избиратели, «которых крутые повороты на 180 градусов отдалили от тори». Она полагала, что, «если бы мы вцепились намертво в главный вопрос, заключавшийся в формуле „Кто правит?“, мы заставили бы признать себя в ходе дискуссий и проголосовать за нас».

Два инцидента нарушили вроде бы спокойный ход избирательной кампании в самом ее конце. Первым был доклад Комиссии по заработной плате, в котором говорилось о том, что зарплаты можно повышать, начиная с третьего этапа. Конкретно это означало, что правительство ошиблось и вынуждено уступить под давлением Национального союза горняков, то есть что было много шума из ничего и выборы проводились зря. Позднее выяснилось, что Комиссия по заработной плате, где доминировали лейбористы, ошиблась (случайно или умышленно) в своих расчетах и выводах. Но зло уже было сотворено. «Мы запутались в сложном хитросплетении нитей тонкой ткани политики в области заработной платы, и, в конце концов, она нас задушила».

Вторым событием стал призыв Энока Пауэлла голосовать за лейбористов, чтобы получить возможность провести референдум относительно вступления в ЕЭС. Это был жестокий, последний удар, которым добивают раненого, и нанесен он был за два дня до выборов. «Надо было, — пишет Маргарет, — не иметь ни души, ни сердца, чтобы так предать активистов партии и ее сторонников в своем округе». Эффект оказался губителен. Правое крыло партии проголосовало за лейбористов или не пришло на выборы.

Результат оказался просто ужасен. 28 февраля выяснилось, что консерваторам до абсолютного большинства не хватило всего 17 мест в парламенте. Это было поражение, лейбористы, получившие 301 место, обошли консерваторов, получавших 296 депутатских мандатов. Тэд Хит продолжал цепляться за власть, предложив Джереми Торпу, лидеру либералов, завоевавших около 20 процентов голосов, войти в правительство. Тот колебался. Премьер-министр предложил организовать конференцию, посвященную системе проведения выборов, на которой выступил бы спикер палаты общин. Это могло означать конец голосования за кандидата на одно место в один тур, которое на протяжении веков служило гарантией институционной и конституционной стабильности Великобритании, обеспечивая ей всякий раз на выборах в парламенте стабильное большинство. Несмотря на желание остаться в составе правительства, Маргарет делала все, чтобы помешать этому скольжению к пропорциональному представительству, которое, по ее убеждению, «лишило бы навсегда Консервативную партию возможности сформировать парламентское большинство». «К тому же, — добавляет она, — британец никого так не презирает, как человека, не умеющего проигрывать; настало время уходить». Либералы отказались пожать протянутую руку. Тэд Хит мог только жевать и пережевывать свою обиду, мечтая в тишине о правительстве «большой коалиции». В последний раз правительство собралось на заседание в понедельник в 16 часов 45 минут. Во вторник премьер-министр отправился в Букингемский дворец, чтобы подать королеве прошение об отставке. Его место унаследовал Вильсон. Первый «правительственный» опыт Маргарет Тэтчер завершился.