Обреченная цитадель - Евгений Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все выходило не так, как задумывалось. Чего-то недоучли. А ведь казалось, что тонны взрывчатки и раскаленного железа, брошенные на головы обороняющихся немцев, должны были зарыть их в песок. Но они не только не прекратили своего сопротивления, а даже сумели усилить его. Пришло понимание, что гарнизон прекрасно подготовился к штурму, в его вооружении имеется современная противотанковая техника, грамотные артиллерийские расчеты. Мужества немцам тоже не занимать. Все это уравновешивало силы. Врага следовало как-то переиграть. Держать гарнизон измором тоже не самый эффективный выход. Такой исход могут позволить себе американцы, воюющие не на своей земле и которым некуда особенно спешить.
Командование отдало приказ взять город в ближайшие сутки, и его следовало исполнить, чего бы это ни стоило. Город Познань важная стратегическая точка на пути в Берлин. А еще через Познань кратчайшим путем можно будет снабжать фронт всем необходимым.
Ближе к вечеру командир инженерно-саперной бригады полковник Потапов вызвал в штаб майора разведроты Герасимова и поставил задачу взять «языка», который сумел бы прояснить феномен живучести немецких позиций, а заодно и рассказать о фортификационных секретах крепости.
Помолчав, добавил:
– Познань мы, конечно, возьмем. Никуда она от нас не денется, вот только возникает вопрос, какой кровью? А нам нужно брать меньшими жертвами. Ты меня понимаешь, майор?
– Как никогда, товарищ полковник, – с готовностью отозвался майор Герасимов.
– А если понимаешь, тогда возьми с собой ребят покрепче. Мы тебя поддержим артиллерийским огнем. – Развернув карту, показал: – Задача вашей разведгруппы – добраться вот до этой точки за час. Здесь стоит наш подбитый тяжелый танк. Зенитками его покромсало… Мин на этом участке нет, мы обработали его на совесть. Все заграждения взрывами разметали, проволоку порвали. А потом и саперы помогли, где мы не сумели достать, они разминировали… Так что проползете без особых проблем. Если немцы начнут стрелять, то можно спрятаться под него. Если что, выройте щель и затаитесь… Думаю, что шестьдесят минут, чтобы доползти до этого места, будет вполне достаточно. Дальше будет три красные ракеты, и мы начнем палить по немецким позициям, что рядом с вами. Там стоят четыре вкопанных немецких танка и одна самоходка. Столько десанта нашего положили… Станем отвлекать от вас. Накроем немцев таким плотным огнем, что они носа не высунут! Ваша задача – под плотностью этого огня добраться до немецких окопов, захватить «языка» и вернуться живыми обратно. Выходите, как только будут три зеленые ракеты. Задача ясна?
– Так точно, товарищ полковник. Когда выходить?
– Через сорок минут, – посмотрел полковник на часы.
– Разрешите идти?
– Можете быть свободны.
С собой в разведку майор Герасимов взял троих разведчиков, с которыми не однажды выходил на задание: сержанта Миронова, крупного детину с детской стеснительной улыбкой, и двух братьев-близнецов Макара и Платона Куренных. Оба скромного росточка, но невероятно крепкие. До войны работали в цирке акробатами и в редкие минуты покоя веселили бойцов невообразимой гибкостью. Такие бойцы всегда будут полезны. Очень похожие, как это нередко бывает у близнецов, они отличались лишь отметинами на лице, оставшимися от ранений. У Макара правая щека была расцарапана осколком, а у Платона остался на подбородке ожог от пули.
Сдав документы и переодевшись в маскхалаты, добрались по переходам до боевого охранения, в котором несли службу четверо пехотинцев, пристально посматривающих во все стороны и прислушивающихся к каждому ночному шороху. Поначалу Герасимова удивляла способность опытных солдат среди звуков интенсивного боя различать шаги крадущегося человека, треснувшую ветку под ногой врага. И попав в разведку, вскоре он развил в себе такое же чувство. Несмотря на темень, сейчас он видел даже лучше, чем в обычные дни. Впереди метров за двести он распознал трупы солдат, убитых во вчерашнем бою. Среди них могли быть и раненые, вот только шансов, чтобы выжить, у них оставалось все меньше. Трехсотметровый участок перед окопами был хорошо прострелен, и немцы палили из пулеметов при малейшем подозрительном движении. Дважды к убитым солдатам пытались подобраться похоронные команды, но всякий раз возвращались. И вот сейчас, когда немцы в значительной степени укрепили свои позиции, шарахая из всех орудий в сторону каждого подозрительного звука, предстояло перейти линию фронта и добыть «языка».
Рядом, дожидаясь команды, присели бойцы, думая о чем-то своем. То и дело раздавались разрывы, но как-то лениво, без должного усердия. Шарахнут из пушки малого калибра, а потом вновь устанавливается тишина. Затишье не бесконечно, дальше опять, будто бы переругиваясь, застрочат пулеметы, разрезая трассирующими пулями мрак.
Вдруг в небо взметнулись сразу три зеленые ракеты. На какой-то момент они зависли в воздухе, яростно заискрившись, а потом медленно стали опускаться.
Бойцы в ожидании смотрели на Герасимова. Наступившая минута самая важная. Его встретили спокойные и уверенные взгляды. Если и были какие-то сомнения, то они были запрятаны глубоко внутри. Не рассмотреть. А потом для этих парней предстоящий переход за линию фронта всего лишь один из многих. Одним больше, одним меньше… Но любой из них мог стать роковым. Так что особой разницы не было ни тогда, ни сейчас.
Немецкие окопы первой линии обороны, где разместились разведчики, выглядели добротными, широкими, позволяли подняться в рост. Стенки очень грамотно укреплены бревнами, брустверы обложены крупными валунами, просто так их не пробить. Так что в них майор Герасимов чувствовал себя вполне уверенно. Это не сорок первый год, когда фрицы не думали об обороне. Сейчас, уже не однажды битые, они научились вгрызаться в землю, чтобы уцелеть.
И все-таки в этот раз было немного по-другому. Поострее, что ли… Похоже, что нечто схожее ощущали и сами бойцы. Может, поэтому, видя его сосредоточенность, не встревали в накатившие думы какими-то второстепенными вопросами.
Сержант Миронов улыбнулся своей детской улыбкой, и Герасимов негромко напомнил:
– У нас час. А там ударит артиллерия. Вперед!
Юркнули в ночь и, вжавшись в землю, незаметно и проворно устремились вперед. Нейтральная полоса – каких-то триста метров, – изрытая взрывами, напичканная металлом. Впереди неровной, едва возвышающейся над землей полоской, показался бруствер. Где-то слева над нейтральной полосой взмыла вверх ослепительно яркая ракета, осветив окружающее пространство: разбитый танк с накренившейся башней, пушку со смятым лафетом, колючую проволоку, торчавшую из земли рваными жилами, гильзы от снарядов, лоскуты тряпья и трупы – всюду, куда ни глянь, – дожидавшиеся захоронения.
Уткнувшись лицом в землю, майор Герасимов попробовал ее на вкус, неприятно скрипнувшую на зубах мелким песком.
Почти одновременно с двух сторон застучали пулеметы, выискивая во вражеских окопах и на нейтральной полосе движение. В опасной близости брызнуло несколько фонтанчиков, швырнув в лицо колючий черный песок вперемешку со снегом.