Русский экзорцист - Андрей Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не мучай меня, пожалуйста. Отпусти. Ну, отпусти, ну я очень, очень прошу.
В этой просьбе было столько детской обиды на несправедливость и неадекватность наказания совершенному проступку, что у него навернулись слезы. Он склонился к ней и, закрыв глаза, прижался щекой к влажному лицу.
– Бедная моя, – прошептал он. – Прости, я не могу тебя отпустить. Не могу.
Дима отстранился и посмотрел ей в глаза,
– Как тебя зовут?
– Св… – голос девушки прервался и она судорожно всхлипнула. – Света. У меня есть парень. Он убьет тебя.
Дима покачал головой.
– Он скоро забудет тебя. Ну, не плачь, не плачь. Давай-ка я, – своим платком он вытер дорожки слез. – Вот так. Поверь мне, все будет хорошо.
– Но мне больно, – жалобно сказала она, – мне очень больно и страшно.
Губы девушки задрожали, и бессильные слезы опять потекли по лицу. Дима отошел к столу, быстро сделал дозу и, наполнив шприц, ввел жидкость в капельницу.
– Сейчас все пройдет, – пообещал он, – сейчас.
Он увидел, что она ощутила приход, и по тому, как закрылись глаза и искривленные страданием губы тронула робкая улыбка незнакомого наслаждения, понял, что это ее первый опыт.
Дима дождался, пока она уснет, и отстегнул фиксирующие ремни. Голова девушки свесилась набок. Выражение детской беззаботности и беззащитности на ее лице, которое иногда бывает у спящих, поразило его. Осторожно придерживая девушку, он разложил кресло. Она что-то забормотала во сне, всхлипнула и вдруг доверчиво прижалась к нему. Совсем как потерявшийся щенок, которого взяли на руки. Он замер, прикрыв глаза и ощущая ее дыхание у своей груди. Затем положил ее на спину, зафиксировал ремнями и прикрыл простыней. Напряжение последних часов схлынуло, и усталость навалилась, как снежный обвал. Дима разделся и, морщась от боли, растер руки смягчающим гелем. Привычно, как домохозяйка ужин, приготовил дозу и, уколовшись, прилег на водяной матрас.
– Итак, ты не уберег ее.
Волохов стоял, облокотившись о парапет набережной, и плевал в серую мутную воду. По Москва-реке плыли окурки, щепки, пустые пластиковые бутылки и радужные бензиновые пятна. Прошел буксир. Грязная пена билась о каменные стены набережной.
– Чего молчишь? – Александр Ярославович, стоя спиной к реке, разглядывал кремлевские стены.
Накрапывал дождь, стены были бурыми, как промокшая шерсть поднятого оттепелью из берлоги медведя. Тополь, упавший во время бури, повредил несколько зубцов и рабочие восстанавливали их, стоя в выдвижной корзине аварийной машины.
– Что мне было, привязывать ее? – Волохов в очередной раз плюнул в проплывающий окурок и промахнулся.
– Да что угодно, – взорвался Александр Ярославович, – дома запирать, веревками вязать, снотворным поить. Все что угодно!
– Что теперь говорить…
– Да уж, теперь говорить нечего. Прекрати наконец плеваться!
Волохов повернулся спиной к реке, сунул руки в карманы куртки и прислонился к парапету. Глаза у него были покрасневшие, щетина на подбородке придавала вид разбойничий и устрашающий.
Александр Ярославович брезгливо посмотрел на него.
– Ты что, опять в лесу ночуешь?
– В радиусе километра от дома его не было, – не отвечая, сказал Волохов, – возле ресторана тоже, я бы почувствовал. Значит, или действовал сообщник, или след больше не ощущается. Я предполагаю второе. После того, как я э-э… успокоил его подручных, он решил действовать самостоятельно.
– Теперь уже неважно, что он решил, – раздраженно заметил Александр Ярославович, – ты отдал ему инициативу…
– Мы отдали инициативу, – внешне спокойно поправил Волохов.
Александр Ярославович засопел, сдерживаясь.
– Хорошо, мы отдали инициативу. Сидели и ждали, когда он придет. Что мы сейчас имеем? У нас есть пророчество, есть труп диггера, есть убийство отца Василия, – Александр Ярославович загибал пальцы, – есть похищенная девица. Наконец, есть изуродованный покойник. Ты можешь попросить помощи у тех людей, к которым он приходил под видом священника?
– А кого искать? В чьем он теле, мы не знаем.
– Тогда, я полагаю, надо исходить из пророчества.
Волохов опустил глаза и медленно заговорил, вспоминая.
– В лето жаркое, когда какие-то там гадости овладеют народом серым и убогим…
– Не ерничай.
– …возьмет он деву красную – деву он взял. Сломит веру ее неокрепшую – веры, как таковой, у девы и не было. Окружит ее чрево знаками бесовскими – это как понимать? И зачнет с ней врага рода человеческого злым семенем…
– Вот! Я думаю, исходить надо из этого. Он может менять облик, но зачать захочет естественным образом. Я думаю, изначально, он в мужском теле.
– …из порочных людей собранных, – продолжал Волохов. – Собирать, кстати, проще в женском теле. Суккуб Суккуб – демон, принявший женский облик для вступления в половые связи с людьми., как вы знаете, может соблазнить кого угодно…
– Говори за себя, пожалуйста.
– Я имею в виду не вас, а нормальных людей. В смысле – обычных, – поправился Волохов.
– Возможно, но хранить собранный материал удобнее в мужчине. Нет?
Волохов покачал головой.
– Я попробую выяснить, не было ли чего-то необычного в последнее время, но Москва – большой город.
– Пороки, с точки зрения веры, …
– Тогда мне придется проверять все десять или двенадцать миллионов жителей и приезжих. Ибо сказано: кто без греха…
– Прекрати, Волохов. Ты знаешь пророчество, вот и ограничь круг поисков в соответствии. – Александр Ярославович поежился, – прохладно становится.
Дождь усилился, рабочие накрыли разрушенную часть стены брезентом и собирали оборудование. Собор Василия Блаженного мрачной громадой царил над рекой. Набережная была пуста, только одинокий рыбак в блестящей ветровке щурил глаза, надеясь разглядеть в сумерках прыгающий на волнах поплавок.
– Подбросить тебя? – спросил Александр Ярославович.
– Нет, пройдусь пешком.
– Ну, как знаешь. Я пока не буду докладывать, но долго тянуть не смогу. Не забудь, от этого дела зависит ваше будущее. Если мы с тобой проиграем, такое начнется, что еще лет двести забвения вам обеспечено.
«Волга» ушла в сторону Васильевского спуска. Волохов поднял воротник куртки, вытер ладонью мокрое от дождя лицо и побрел вдоль набережной к Александровскому саду. Рыбак подсек что-то и, быстро вращая катушку, потащил добычу наверх. Волохов остановился посмотреть на улов. На крючке болтался использованный презерватив. Рыбак в сердцах выругался и стал двумя пальцами брезгливо снимать резинку с крючка.