Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - Татьяна Львовна Жданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, пожалуйста, вы не приходили к Татьяне Львовне Ждановой?
Я имела в виду свою тетю, старшую сестру моего отца, в честь которой он меня и назвал. Молодой человек покачал головой и сказал:
– Нет, я у неё не был, но знаю её внучку. А о Татьяне Львовне много слышал от Юдифи Матвеевны.
Вот те на! Юдифь Матвеевна была приятельницей моей тетушки и обучала маленькую Танюшку, мою двоюродную племянницу, латыни, чему я страшно завидовала. Но почему я выбрала именно этого мужчину? Там было много и других. Интересное совпадение, не правда ли? Конечно, этот круг (я имею в виду круг латинистов-эллинистов) достаточно узок, и все так или иначе друг друга знают, но всё же это было удивительно.
Могу рассказать и о другом случае. Моя самая близкая подруга Надежда Севницкая в свое время закончила городские курсы английского языка. Она много раз упоминала в разговоре своего преподавателя Виталия Израилевича. Прошло лет десять с тех пор, как она что-либо слышала о нем. И вот однажды Надя пришла ко мне в магазин, прошла в товароведку и уселась рядом поболтать, благо «продавателей» в это время почти не было. Какое-то время мы с ней поболтали о том о сем, а потом к моему окошку подошёл молодой человек и спросил, можно ли сдать учебники английского языка.
– Давайте посмотрим, – сказала я.
Молодой человек начал выкладывать из портфеля книги. Вдруг я увидела, как Надя медленно приподнимается со своего места и протягивает руку к учебникам.
– Простите, скажите, пожалуйста, чьи это книги?
– Соседа нашего. Он был преподавателем, а теперь вот умер.
– Виталий Израилевич?
– Да. А вы откуда знаете?
– Я у него училась. Я сразу узнала его книги, я их так хорошо помню.
Ну, надо же! Вот так Надя узнала о смерти своего преподавателя, одинокого человека, чьи книги достались соседу. Она могла прийти на пять минут позже или на полчаса раньше, но ведь судьба привела её аккурат вовремя.
Я была свидетельницей разных интересных разговоров и встреч в нашем магазине, но почему-то больше всего запомнился случай, очень похожий на случай с Надей. Сдавала книги одна пожилая женщина, на вид очень простая. По её паспорту я узнала, что она живет где-то в Узбекистане. Подошел какой-то мужчина, и спросил, что за книги она сдает. Женщина печально ответила, что это книги её покойного сына, преподавателя Московского Университета. Мужчина вдруг оживился и назвал фамилию, имя и отчество её сына. Оказывается, он был его учеником и хорошо его знал, поэтому и книги показались ему знакомыми.
* * *
Разные люди встречались, разговаривали, знакомились в нашем магазине. Часто они не знали друг друга по имени, но кивали друг другу при встречах. Иногда кто-то расспрашивал нас о том или другом человеке. Люди – книги – люди – снова книги – таков был веселый круговорот нашей жизни. Я считаю, что нам очень везло и на хорошие книги, и на хороших людей. Во всяком случае, я не устаю повторять, что за семнадцать лет работы в магазине окончила три университета. Мы держали в руках прекрасные книги по искусству всего мира, замечательные толковые словари различных языков, хорошие учебники, книги по театру, по кино, антикварные и просто старинные книги, красивые гравюры. Я просто сидела на месте, а знания сами стекались ко мне, только успевай хватать. Нам даже не нужно было ходить в лектории, в кино, в цирк – ведь перед нами разыгрывались такие сюжеты! А наши дорогие покупатели и «продаватели» рассказывали нам о таких вещах, о которых мы сами, возможно, никогда бы и не узнали. Они расширяли наш кругозор, чему-то учили и очень украшали нашу жизнь, за что им огромное спасибо. Конечно, не всё и не всегда было так безоблачно в нашей работе. Как поётся в революционной песне: «И вся-то наша жизнь и есть борьба». Поэтому каждый день я шла на работу, фигурально выражаясь, вооружённая щитом и мечом, чтобы отражать удары судьбы. Работа в магазине очень способствовала выработке бойцовских качеств, так как туда приходили отнюдь не одни наши добрые друзья. Грубить и ругаться нам было нельзя, хотя мой длинный язык часто доводил меня до «Книги жалоб и предложений» (то есть, «продаватели» хотели написать на меня туда жалобу), а пару раз меня даже пригрозили уволить из магазина. Одним из таких «грозных» оказался внук Пельше, члена правительства при Брежневе. Он принес какой-то словарь, а взять я его не могла, потому что в кассе в этот момент не было ни копейки. Он начал бушевать и кричать, что меня завтра же здесь не будет, но я не испугалась, потому что прекрасно знала, что желающих усесться на мой горячий стул немного сыщется. Кончилось тем, что этот сопляк (ему было лет 18–20) потребовал директора, и Александра Фроловна выписала ему квитанцию, а деньги выплатила из своего кошелька. Были и другие неприятные моменты, но один из них повторялся с ужасающим однообразием. Именно ему я и посвятила следующую главу.
Глава 21. «Субботний придурок с чемоданом» (глава написана в 1987 году)
Самый распространённый вид «придурка» в нашем 79-ом – это «субботний придурок» с чемоданом. Он многолик, и несть ему числа, и имя ему – легион. Его основная особенность – приходить в субботу, за двадцать минут до окончания рабочего дня с чемоданом, набитым самыми дрянными на свете книгами: старыми, грязными, никому не нужными. Однако он всегда уверен в том, что чемодан у него полон сокровищ. Обычно этого «придурка» в течение целой субботы с самого утра гоняют вместе с его «сокровищами» из магазина в магазин, с одного конца Москвы на другой. Никто нигде не знает, где принимают эти чудные нерусские книжки и принимают ли их вообще. В конце концов, на всякий случай, его шлют на проспект Калинина в Дом книги, где «берут всё». Но и там, после стояния в длинной очереди, у него ничего не принимают. Зато там дают совет прогуляться на улицу Качалова, которая «совсем рядом», и где у него обязательно всё возьмут. Правда, никто толком не может объяснить, как добраться до этой самой улицы Качалова, потому что никакой транспорт туда не идёт. Но тут же находится какой-нибудь наш постоянный покупатель, который начинает туманить страдальцу голову всякими Столовыми, Хлебными и Скатертными переулками, проездом Палиашвили, а заодно и церковью Вознесения, в которой – каждый знает – венчался Александр Сергеевич Пушкин