Апокалипсис – книга надежды. Курс 12 уроков - Вероника Александровна Андросова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, по итогам многостороннего анализа два толкования из рассмотренных четырех недостаточно органично вписываются в общий контекст повествования Апокалипсиса.
Толкование запечатанной книги как «книги жизни» подвергается критике, – в предшествующем повествовании Откр 3:5 Иисус уже сказал, что именно Он принимает решения о записи имен в ней, и после этого было бы несколько искусственно спрашивать «кто достоин раскрыть книгу сию?». Книга жизни в Апокалипсисе действительно «раскрывается», однако это происходит уже к концу повествования, в описанном в Откр 20:12 последнем суде над всеми людьми. Причем в тексте Апокалипсиса книга жизни всегда называется именно «книга жизни», и из шести упоминаний о ней в повествовании уже складывается целостная смысловая картина. Так что «запечатанная книга» и книга жизни – явно два отдельных образа.
Понимание книги как Писания Ветхого Завета высказано уже в ранней христианской традиции, оно отражает важный принцип интерпретации Писания через Христа и заслуживает большого уважения. Тем не менее это толкование хуже сочетается с «таинственностью» запечатанной книги, не столь явно акцентирует идею универсального владычества Иисуса и нуждается в расширении с помощью других толкований.
И тем самым из четырех толкований на «финишную прямую» выходят два понимания книги – как небесной книги судеб и как предвечного замысла Божия о мире и человечестве. Нужно сказать, что целый ряд комментаторов не делают различий между этими двумя толкованиями, считая их синонимичными. Однако мы сейчас покажем, что они имеют весьма существенные смысловые отличия.
Несоответствие между толкованием запечатанной книги как небесной книги судеб и смысловыми акцентами повествования Апокалипсиса
Начнем с толкования книги как небесной книги судеб. Оно тоже хорошо засвидетельствовано в раннехристианской традиции – Иларий Пиктавийский говорил, что в книге содержится «прошлое и будущее»; латинский поэт Пруденций (348–405) считал, что запечатанная книга – это книга знания будущего[185]. Схожие выражения употребляет и известный греческий толкователь Апокалипсиса Андрей Кесарийский: «…разумеем также и глубину Божественных судеб»[186]. Это толкование находится в русле иудейской апокалиптической традиции; важно, что оно хорошо сочетается с темой воцарения Иисуса. Что может быть более великой наградой для Агнца-Победителя, чем получить книгу судеб всего мироздания, содержащую все, что было, есть и будет?!
Однако здесь-то и кроется проблемный момент. В этом понимании книга предстает внешним атрибутом, эмблемой, а ее вручение – неким внешним жестом. Если речь идет о заранее записанных судьбах мироздания, то здесь присутствует идея детерминизма, а также статичность – эта книга уже написана, ничего не прибавить и не убавить. Получается, Иоанн плачет, потому что не знает будущего, а Иисус может показать ему, «что будет после сего», и при этом все время акцентируется «знание», а не активное «участие»…
Важно, что если внимательно прочитать остальное повествование Апокалипсиса, то мы не найдем идеи о том, что все будущие события мировой истории предопределены и записаны заранее. Но мы увидим идею, что у Бога есть великий замысел о человечестве, о цели его исторического пути; однако в настоящее время мир далек от своего совершенного состояния. Между Богом и человеком встали злые силы, и они изощренно сопротивляются замыслу Божию, удерживая людей под своим влиянием и властью. Но этот разрыв между великим замыслом и нынешним состоянием оставляет пространство для активных действий и для надежды, что Иисус, как «Омега», возглавит исторический процесс и приведет человечество к эсхатологическому свершению. И тогда в сияющем «Небесном Иерусалиме» благая воля Бога совершится в полноте.
Мы видим, что образ «записанной заранее книги истории» не вписывается в идейное содержание Апокалипсиса. В Апокалипсисе изображены обобщенные смыслы происходящего, а не отдельные исторические события в их пространственно-временной конкретике. Апокалипсис, скорее, есть «символика этих событий, их внутренний конспект, онтология, или, в этом смысле, философия истории»[187]
Толкование книги как «замысла Божия о человечестве» соответствует драматизму описываемых в Апокалипсисе событий
Приведем и второе, дополнительное соображение. В Апокалипсисе ярко представлена динамика между замыслом Божиим и его воплощением на земле – столько «зверского» сопротивления приходится преодолевать, как непросто раскрыть сердца людей для «вечного Евангелия», для благой вести о любви и спасении… Какой мощный требуется рост, сколько нужно предпринять действий, чтобы «живущие на земле» смогли бы искренне сказать: «Да будет воля Твоя на земле, как на небе!» И мы еще увидим, что в последних главах Апокалипсиса как бы делается набросок нескольких вариантов развития событий на земле… Подобная же динамика и напряжение присутствуют в сцене Откр 5 – сможет ли кто-нибудь раскрыть книгу Божию или не сможет? От этого зависит так много, это столь многое сможет изменить… И поэтому представляется, что самым предпочтительным является толкование книги как предвечного замысла Божия и воли Божией о человечестве, которые ожидают своей реализации в истории[188]. Библеисты используют разные формулировки, смыслово сходные между собой: «тайный Божий замысел о пришествии на землю Его Царствия»[189], «эсхатологический план Божий»[190], «Божий замысел о спасении и искуплении человечества»[191], «вечный замысел Божий о всей истории, направляемой Им к спасению»[192], «спасительное обетование Бога»[193].
Толкование книги как «замысла Бога о человечестве» объясняет напряженный поиск достойного и слезы Иоанна. Это толкование позволяет подчеркнуть в Откр 5 глубокую богословскую мысль: Сам Бог не открывает книгу, потому что божественный замысел о человечестве, «запечатанный семью печатями», должен быть исполнен именно людьми. Бог уготовал людям самое лучшее в Небесном Иерусалиме, и для Бога важно свободное и радостное соучастие человека в осуществлении Его благого великого замысла. Но из-за грехопадения, среди людей оказывается невозможно найти того, кто способен преодолеть власть греха и в полноте соединить свою волю с волей Бога. Когда никто не оказывается достойным, Иоанн начинает плакать: «Это – слезы пророка, ожидающего исполнения воли Божией; если не окажется достойного, то судьбы Божии окажутся непознанными и, более того, не исполненными»[194]. Иоанн плачет о том, что нет Посредника, Который может утвердить в мире Царствие Божие, и победить царящее на земле зло. И ответом становится Иисус – «Новый Адам», как называет Его апостол Павел (Рим 5:12–21), родоначальник нового человечества.
Объяснение появления Агнца из среды престола Божия и посреди старцев
Это толкование прекрасно сочетается с одним интересным элементом образности Откр 5, которому трудно сразу найти объяснение. Иисус как Агнец появляется уже после того, когда никого не нашли достойного «ни на небе, ни на земле, ни под землей». Скорее всего, это показывает, что место Его происхождения не в земных сферах – Он появляется «из среды престола Божия». Мы