Тайна князя Галицкого - Александр Прозоров

* * *

Сиротский приют боярин Леонтьев строил с размахом: несколько комнат, в которых воспитанники могут спать, просторные горницы, для занятий счетом и письмом, светелки, чтобы ухаживать за оружием, большой ровный двор для ратных тренировок, часовня в углу рядом с воротами.

«Сироты», которых он любил более всего, жили с матерями. Но подьячий знал, что каждый год без родителей на Руси остается немало детей. А потому, увы, здесь найдется кому расти. И значит, сделать все следует по совести, не для отвода глаз. Чтобы сироты настоящие тоже теснотой и сыростью не мучились, хорошо ели, спокойно учились, чтобы сильными, умными и храбрыми мужами для службы царской выросли.

К середине лета со строительством почти все было закончено. Оставалось только печи на кухне и в доме сложить. Басарга как раз сговаривался с артелью плотников, чтобы они перед отъездом коновязь у входа сладили и лавки поставили, когда к нему подбежал Егор – холоп из новеньких – и, скинув шапку, попросил сходить к Корбале.

– Как закончите, так в расчете, – сразу завершил торг подьячий и, благо приезжал верхом, вскочил в седло, сразу дав шпоры коню.

Больше всего он беспокоился, понятно, за Матрену-книжницу и детей, но дело оказалось не в ней. Как раз под Корбалой река Вага делала крутой поворот вправо, под стены обители, и именно сюда, к растущим под берегом камышам, прибило полузатопленную лодку с богато одетой Варварой и двумя холопами. Уезжало с нянькой, как помнил Басарга, четверо.

Среди камышей смерды, по приказу старосты Тумрума, бродили по пояс в воде, раздвигая водоросли, ощупывали дно, однако без особой надежды. Вода-то прозрачная, белые рубахи издалека видать.

Боярин присел возле мертвых тел, разложенных на траве лицом вниз. Из спины у каждого торчали по две-три стрелы. Еще с десяток засели в бортах лодки.

– Вот, проклятье! – прошипел сквозь зубы Басарга.

– Мыслю я, тати их на полпути подкараулили, – подошел к боярину Тумрум, стянул шапку. – Ограбить хотели, да не догнали. Ну, чтобы остановить, стрелы и пускали. Еще двое отроков где-то там, в реке, из челна выпали. Этих принесло, а они там остались. Я двух малых в обитель за лодкой послал. По воде наверх пройдут, может, и высмотрят.

– Да, правильно, – кивнул подьячий.

Он хорошо понимал, что все произошло совсем иначе. Варвару по пути кто-то узнал. И она тоже – узнала. Попыталась сбежать, уплыть – но не вышло, стрелами посекли. Тати на такое не способны. Стрелы денег стоят, удовольствие недешевое. Просто так полный колчан разбойники тратить не станут. Это сделал воин, не желающий, чтобы о нем рассказали. Уничтожил свидетелей и отпустил на волю волн.

Подьячий сломал древки в спине женщины, перевернул лицом вверх. Перекрестился:

– Прости, милая. Такого не ожидал.

Няньке нравилось изображать княгиню. В город покрасоваться она отправлялась нередко, возвращаясь со сластями, платками и прочими мелкими приобретениями. Басарга эту слабость лишь поощрял: пусть все видят, что дома у него прячется не княжна Шуйская, а кто-то другой.

Доигрался… Нашелся свой знакомец и у простой служанки.

– Тумрум, мужики пусть топоры и косари возьмут да местность окрест осмотрят, – приказал подьячий. – Может, чужой кто найдется. Я с холопами вверх по реке пройду да со старостой губным встречусь.

– Куда, боярин? Стемнеет скоро. Пока сберетесь, пока вернетесь, так и вечер настанет. До завтра надобно обождать.

– Эх-х… – поднялся Басарга. – В обитель тела отнесите. Пусть иноки отпоют.

В усадьбу он вернулся с тяжелым сердцем. Тришке велел вооружить и одеть в броню холопов, запереть ворота и на ночь поставить караульных, сам поднялся наверх.

Секретным гостьям он отвел комнаты, смежные со своей спальней. При строительстве изначально замысливалось, что сторона боярина будет вмещать опочивальню, горницу для отдыха, горницу для ведения дел, светелку для хранения вещей и еще одну для всяких прочих нужд. Однако делами подьячий мог заниматься и в иных местах, а лучшим отдыхом для него было держать руки Мирославы в своих. Здесь они могли встречаться в любой миг, посвящать себя друг другу, сколько пожелается. Варвара, оказываясь в покоях, обычно сидела в своей светлице, но ведь об этом никто из дворни не знал.

– Ты тревожен, любый мой, – вышла навстречу княжна в расшитом сарафане, затворила дверь в светелку, в которой спал ребенок. – Нешто беда случилась?

– Отчего ты так помыслила? – взял ее руки в свои Басарга.

– На сердце тяжко. Показалось, образа в горнице заплакали.

– В какой?

– Вот, опять… – Она зажала бородатое лицо боярина между ладонями. – Я же все чую, любый мой. Тревожен ты или весел, обо мне думаешь али о другом ком-то. Ныне же и вовсе взглядом темен.

– Варвару узнали.

– Схватили?

Басарга промолчал. Мирослава, охнув, села на скамью и закрыла лицо руками.

– Что же будет теперь? – пробормотала она сквозь ладони.

– Не знаю, – покачал головой боярин. Он о сем уже думал, но намыслить ничего не сумел.

– А ничего не будет! – внезапно подняла голову княжна. – Не посмеет отец признать громко, что дочь его во грехе с простым боярином живет. И братья не посмеют. Они князья Шуйские, Рюрика потомки, от Александра Невского старшая ветвь. У них на царствие Московское больше прав, чем у самого Иоанна Васильевича! Да никогда вслух они не скажут, что сестра их с боярским сыном ложе делит! – Мирослава нервно расхохоталась: – Да коли мы за руки на улицы московские выйдем, все едино отвернутся и скажут, что не видели! Позора побоятся! Не посмеют!

Она кинулась к окну, распахнула створки и закричала в сумерки:

– Я здесь! Слышите, тут я живу! Смотрите! Я здесь! Я люблю! Я счастлива!

– Милая моя… – Басарга обнял ее за плечи, повернул к себе, прижал, гладя по голове и плечам. – Ненаглядная моя. Желанная.

Мирослава уткнулась лбом ему в щеку и расплакалась:

– Варя… Варенька…

Ночью холопы спали в броне, с оружием под рукой. Басарга тоже перенес свое снаряжение в опочивальню. Однако на усадьбу никто не напал, и на рассвете боярин на конях повел своих ратников вверх по реке, благо песчаные отмели позволяли. В спины им бил печальный колокольный звон Трехсвятительской пустыни, что созывала прихожан на отпевание погибших.

Поиски ничего не принесли. На Ваге никаких чужаков всадники не встретили, в городе же проезжего люда собралось столько, что и спрашивать бессмысленно. Поди разбери, кто из купцов, покупателей, попрошаек или священников с добрыми помыслами бродит, а кто нет? А еще постоялые дворы, ушкуи с каютами, палатки на берегу…

Смирившись с неудачей, Басарга отвернул назад, но на похороны все равно не успел, утешал княжну уже дома, пытаясь понять: что же за всем этим воспоследует?