Эдичка - Зоя Грэй

У Вики гостила ее мама из Киева, Надежда Александровна. Она сидела тут же за столом и все время поглядывала в сторону плиты, где в большой кастрюле варились пельмени. К кастрюле была приставлена Викина прислуга, но Надежна Александровна ей не доверяла и зорко следила за кастрюлей.

– Не понимаю я вас, девки, – рассуждала она при этом. – Вот вы тут сидите, а ведь надо заготавливать овощи на зиму. Пошли бы на рынок, купили бы банок и закрутили бы помидоры.

– Мама, ну какая зима, здесь все растет круглый год, чего их закручивать-то! – возразила ей Вика.

– А вот эта кухня, восемьдесят квадратных метров, она к чему? – не унималась Надежда Александровна. – Я на своих восьми метрах чувствую себя прекрасно. Сижу себе на стульчике, повернулась направо – холодильник, повернулась налево – раковина, прямо передо мной – плита, даже вставать не надо, а тут гоняй целый день!

– Мама, но ты же не гоняешь, у нас же прислуга.

– Ой, не доверяю я ей.

Тут она заметила меня, я стоял возле мамы, а Антошка с Алешкой уже умчались к своим друзьям – детей своих и чужих в доме было человек двадцать, где-то наверху стоял страшный гвалт.

– А это кто у нас такой красивый? – завопила Надежда Александровна. – Ой, Аня, а он на тебя совсем не похож – вон, волосы темные.

– Он – вылитый отец, – после затяжной паузы сказала ей мама.

Маму уже усадили за стол, а мне велели идти играть с детьми. Я очень хотел остаться с взрослыми, чтобы послушать их разговоры, но меня выдворили. Я успел только заметить, что все женщины нарядно одеты и буквально усыпаны дорогими украшениями. Когда я поднимался наверх к ребятам, женщины за столом как раз обсуждали свои украшения.

Ко мне подлетели Антошка с Алешкой и повели в огромную комнату, где было много игрушек и работали два телевизора. В углу сидели две филиппинки и тарахтели на своем языке. Тут тоже был накрыт стол, но никто ничего не ел: кто-то пытался смотреть мультики, кто-то играл в компьютерные игры. Двое мальчишек занимались фехтованием.

Ко мне подбежал толстый мальчик и спросил:

– А ты кто?

– Я – Эдичка, – ответил я.

– А я – Рами, – сказал толстяк. – Я знаю, ты – англичанин. Умеешь играть в карты? Нас трое, и нам нужен четвертый. Пойдешь?

Я послушно пошел за Рами и сел играть в подкидного дурака. Этой карточной игре научила меня бабушка Варя.

За карточным столом сидели еще мальчик и красивая девочка. Они сказали мне, что они дети хозяйки и это их дом. Я очень удивился, что все дети между собой говорят по-русски. Но когда у Рами зазвонил мобильный телефон, он спокойно ответил по-арабски.

– Сколько же языков ты знаешь, Рами? – спросил я.

– Арабский, русский и английский, – сказал Рами. – Еще французский, потому что моя бабушка, папина мама, – француженка.

– Здорово! – восхитился я.

В новой компании время пролетело быстро. Когда гости собрались домой и стали прощаться, была намечена следующая встреча. Ее решили устроить у той самой Светланы, муж которой устроил скандал из-за сала. На обратном пути Антошка и Алешка сразу же уснули в машине. Я тоже начал дремать.

– Ну как, Эдичка, понравились тебе новые друзья? – спросила мама.

Сегодня особый день, начинается Рамадан – святой праздник для всех мусульман, и длится он целый месяц. Наша учительница арабского и ислама еще за месяц начала нам объяснять, что такое Рамадан. Во время Рамадана от восхода до захода солнца мусульмане ничего не едят и не пьют. Курить, ругаться, куда-то спешить воспрещено тоже. Весь день люди должны молиться и думать об Аллахе, и только после захода солнца и вечерней молитвы можно было приступать к пище. По случаю праздника и еда готовилась соответствующая, что-то типа нашей каши и супа. Поев, все должны были отправляться спать, чтобы, встав спозаранку, молиться, и так целый месяц. На самом деле застолье продолжалось всю ночь, то есть день превращался в ночь. Поэтому наши одноклассники-мусульмане на первых уроках клевали носом, а иные так откровенно спали. Миссис Хуссейн говорила, что это делать непозволительно, разговляться после захода солнца нужно ограниченным количеством еды и грех устраивать большие застолья, но, по-моему, ее мало кто слушал.

Нам в школе тоже воспрещалось есть на виду у всех, для еды отводилась отдельная комната. Ахмед начал соблюдать Рамадан, поэтому целый день он ничего не ел, а только пил воду. Моя мама сказала, что ребенку это приносит вред, но Ахмед стоял на своем и ждал вечера для того, чтобы наесться. В конце Рамадана был большой мусульманский праздник, похожий на наше Рождество, все ходили друг к другу в гости с подарками, женщины и девочки надевали каждый день новые платья. Никто не работал, все отдыхали и гуляли.

Я знал, что в этом году я праздника не увижу, через две недели мы улетали в Англию, на школьные каникулы, а потом – к бабушке в Петербург. Мама уже готовилась к отъезду и очень ругалась, что днем все закрыто, а вечером такая толпа, что никуда не проехать.

День отъезда наступил быстро. Мы в школе попрощались с учениками и учителями. Ведь каникулы были очень длинные – целых три месяца. На следующий день рано утром мы поехали в аэропорт. Дейв провожал нас и, по-моему, был рад нашему отъезду. Мама смотрела на него как-то подозрительно. Борька остался в Кувейте, в Англию везти его было нельзя из-за карантина.

Мы прощались и обнимались, потом пошли на посадку, и Дейв долго махал нам рукой. Через час самолет взмыл в небо, и я опять увидел белоснежный песок и изумрудную гладь залива. Мне сделалось грустно и одновременно радостно. Грустно оттого, что мой верный друг Борька остался в Кувейте, а радостно потому, что я скоро увижу папу, по которому страшно соскучился. Но я знал, что обязательно вернусь в ставший уже родным Кувейт.

Прошло два года, как я пишу эти мои записки. Мне исполнилось десять лет. По кувейтским меркам я уже настоящий мужчина. Очень многое изменилось у меня в жизни. Но начну по порядку.

Маргарита от папы сбежала к Саймону. Папа сошелся с тихой и скромной русской женщиной Лилей, она приехала из Москвы писать диссертацию, и папа был ее научным руководителем. Лиля полная противоположность Маргариты – маленького роста, худенькая, с огромными зелеными глазами, которые прикрывают уродливые очки, и волосами неопределенного цвета, забранными в хвостик. Лиля одевается в длинные юбки и бесформенные кофты и маленькие ножки обувает в уродливые туфли на низких каблуках. Как выражается моя мама, Лиля полностью соответствует пресловутому академическому стилю. На папу она смотрит с нескрываемым обожанием, считает его гением и страдальцем. Папа ее очень любит, и как-то он мне сказал, что она очень красивая, просто этого никто не замечает. Один раз я видел ее нарядно одетой, с распущенными волосами и без очков, и она действительно была очень красивая.