Каменная подстилка - Маргарет Этвуд

У несчастной Виолетты, которой полиция только что сообщила о гибели Альфа и роковой аварии, происходит нервный срыв. Доктор прописывает ей успокоительное, и Виолетта, уже погружаясь в непреодолимый сон, видит обгоревшую, покрытую волдырями, обугленную Руку, что из последних сил, но неостановимо тащится к ней по подушке…

– О чем ты пишешь? – спросила Ирена с соседней подушки. Их у Джека теперь было две – вторую принесла сама Ирена. Визиты в его чердачную конуру уже вошли у нее в привычку. Иногда она приносила ему какао и все чаще оставалась на ночь, хотя была отнюдь не худенькой и они вдвоем едва вмещались на старомодной односпальной кровати ойека. До сих пор Ирена довольствовалась ролью помощницы в создании шедевра – она даже предложила перепечатать рукопись, так как печатала быстро и аккуратно, в отличие от Джека. Однако он отказался. Но сейчас она впервые заинтересовалась сутью его литературного произведения, хоть и не сомневалась, что оно относится к Литературе с большой буквы; она даже не догадывалась, что он плетет дешевый примитивный ужастик об отрезанной сушеной руке.

– О материализме нашего века с экзистенциальной точки зрения, – ответил Джек. – Под влиянием «Степного волка».

«Степного волка»?! Сейчас Джек сам не понимает, как тогда мог такое сморозить. Впрочем, это простительно: тогда «Степной волк» еще не достиг той вульгарной популярности, какая подстерегала его позже. Ответ Джека не был чистой ложью, он был в каком-то смысле правдой, но очень сильно натянутой.

Ирена осталась довольна его ответом. Она бегло поцеловала его, снова надела практичное черное нижнее белье, а поверх – толстый свитер и твидовую юбку, и побежала на кухню, разогревать вчерашние фрикадельки для коллективного обеда.

В свой срок Джек закончил последнюю главу и проспал двенадцать часов подряд. Ему ничего не снилось. Затем он стал всячески проталкивать рукопись в печать, ибо если он не покажет, что старается изо всех сил, оправдывая бывшую и будущую плату за жилье, его все-таки выставят на улицу. Впрочем, его нельзя было упрекнуть в лености. Он тщательно перепечатал книгу – свидетелем этого была Ирена, но он прикрывал страницы – и надеялся, что соседи по дому сделают ему скидку хоть за старание.

В Нью-Йорке было несколько издательств, специализирующихся на ужастиках, и Джек купил конвертов из манильской бумаги и послал рукопись в три места. Скорее, чем он ожидал (правду сказать, он вообще ничего не ожидал), он получил лаконичный ответ: его рукопись приняли. Ему предложили аванс. Аванс был скромный, но достаточный, чтобы рассчитаться с долгами за жилье, а остатка должно было хватить до конца семестра.

Хватило даже на то, чтобы отпраздновать успех. Джек с помощью Ирены устроил вечеринку. Все его поздравляли и спрашивали, когда же его шедевр выйдет в свет и в каком издательстве. Джек увиливал от ответа. Он обкурился, перебрал портвейна «Старый моряк» и пунша с водкой и блевал сырными шариками, испеченными Иреной в честь его литературного дара. Он без особого восторга ждал публикации: не одно шило, а целая сотня вылезет из мешка, и его соседи по дому, несомненно, узнают свое отражение – карикатурное, как в кривом зеркале, бездумно вставленное им в книгу. Правду сказать, Джек просто не ожидал, что книга увидит свет.

Придя в себя после вечеринки – с выполненными обязательствами и кое-как полученным дипломом – Джек был свободен и мог идти в большую жизнь, которая, как выяснилось, в его случае была связана с рекламой. Ему сказали, что он ловко управляется с прилагательными и наречиями, а это ценная способность, надо только подучить азы ремесла. Четверо соседей расстались и пошли своей дорогой, но Джек все еще встречался с Иреной, которая решила учиться дальше на юриста. Секс с Иреной был для Джека непрекращающимся откровением. Первый раз оказался райским блаженством, чтобы не сказать – апофеозом, и следующие были не хуже, несмотря на консервативность Ирены, которая признавала только миссионерскую позицию. Ирена была немногословна, и Джек это ценил – сам он любил поговорить, – но вообще-то ему хотелось бы знать, как он справляется в постели, поскольку сравнить свои успехи ему было не с чем. Ему казалось, что женщина должна как-то активней стонать. Но приходилось довольствоваться молчаливым взглядом ее голубых глаз, в которых Джек не мог ничего прочитать. Обожание? Он очень надеялся, что да.

По сноровке самой Ирены было ясно, что ей-то есть с кем его сравнить. Но у нее хватало такта об этом не упоминать – еще одно качество, которое Джек в ней ценил. Она не стала его первой любовью – ею была Линда, брюнетка с косичками, с которой он учился во втором классе. Но Ирена стала его первой женщиной. А это – жизненная веха, хочешь не хочешь. Так что какую бы другую роль Ирена ни сыграла в его жизни, она вечно красуется в воображаемом гроте, святилище, где царит она одна: Блаженная Ирена от Святого Оргазма. Да, эта святая оказалась гипсовой, но все равно она незыблемо высится у него в голове; статуя изображает момент, когда Ирена снимает практичные черные трусы – белые бедра сияют во тьме, очи опущены долу, но в них светится хитрость, рот приоткрыт в загадочной улыбке. Этот образ не имеет ничего общего с более поздним – жестокосердной мегеры, дважды в год кладущей в банк его чеки. Джек никак не может совместить один образ с другим.

В последующие несколько месяцев Ирена купила ему набор кухонных мисок и мусорное ведро. Она сказала, что они ему нужны. В переводе на общедоступный язык это значило, что они нужны ей – чтобы готовить обед на двоих у него дома. Кроме этого, она вымыла его санузел. Даже не один раз. Она не только надвигалась на него физически, но и начала им командовать. Она не одобряла его работу в рекламном агентстве, считала, что ему давно пора писать вторую книгу, и, кстати говоря, когда наконец выйдет его первая книга, которую ей так не терпится прочитать? «Мертвая рука тебя любит» меж тем не подавала никаких признаков жизни, и Джек надеялся, что редактор забыл рукопись в такси.

Но не с его счастьем; совсем как отрубленная рука, центральный персонаж книги, «Мертвая рука» выцарапалась наверх и появилась в продаже на каждом углу по всей стране. К тому времени Джек уже купил кое-какую мебель, в том числе кресло-мешок, и хорошую звуковую систему, и три костюма с подходящими галстуками. Он жалел, что подписал книгу своим настоящим именем, а не псевдонимом – вдруг новые работодатели прочтут ее и решат, что он чокнутый маньяк? Ему оставалось только вести себя тише воды ниже травы и надеяться, что никто не заметит.

Но опять-таки не с его счастьем. Сначала он поссорился с Иреной, и она обдала его холодом, когда выяснила, что его шедевр, оказывается, уже вышел, а он ей не сказал. Потом была еще одна ссора, когда Ирена прочитала книгу и поняла, что собой представляет так называемый шедевр – профанация таланта, продажа себя за гроши, как он мог пасть так низко – и что персонажи книги это всего лишь плохо замаскированные бывшие соседи Джека, включая саму Ирену.

– Так вот, значит, какого мнения ты был о нас о всех!

– Но Виолетта прекрасна! – протестовал он. – Но главный герой ее любит!

Это не помогло. По мнению Ирены, любовь высушенной руки, даже преданная и самоотверженная, не могла льстить женщине.