Слуга короны - Дмитрий Швец

– Ты что, из-за лошади? – сквозь смех спросил Молот.

– Ну да. – Карманник погладил кобылу по морде, она довольно всхрапнула. – Непривыкшая она к бездорожью. Сразу же ноги переломает.

– Возьми другую, отбери у кого-нибудь. Не мне тебя учить. – Каждый мальчишка, работающий на конюшне, знал, как именно заполучил Карманник эту кобылку.

– Не могу, она заскучает, – грустно ответил воришка.

– Вот она, настоящая любовь солдата и лошади. Ты с ней еще не спишь? – прогудел подошедший Гробовщик.

Улыбка сползла с лица Молота. Он медленно повернулся на пятках, сощурил глаза. В свете фонаря его лицо было лицом кровожадного божка из легенд. Он смотрел на Гробовщика снизу вверх. Тело его напряглось, он вот-вот вцепится громиле в глотку.

– Проспался, сука! – прорычал он. – Ты что учудил, гнида конская?

Кобыла Карманника презрительно фыркнула.

– А что? – Гробовщик медленно отступал. – Я только спросил.

– Спросил, твою мать. Метис!

Метис бросил ему сумку.

Молот извлек из нее сорочку и ткнул Гробовщику в морду.

– Что это?

– Тряп-пка. – Гляди, как зазаикался, и такого здорового можно напугать.

– Тряпка! – Молот развернул ее. – В этой тряпке ты, задница, явился седня на плац. Ты, паскуда, всех подвел. Из-за тебя капитан меня имел и в хвост и в гриву!

– И как оно? – спросил кто-то.

Молот медленно обернулся и осклабился. Людей сдуло.

– Я жду! – Он смотрел на Гробовщика, и пальцы его могучих кулаков мяли ночнушку.

– Ничего не помню. – Громила, обхватив голову руками, рухнул на землю, его качало из стороны в сторону, он стонал и, кажется, сейчас сблюет. – Не помню я, Молот, – жалобно прогудел Гробовщик. – Уснул вроде в форме в притоне, а проснулся тут и голый. Формы нет. Я вот нашел что-то, не знаю еще, толком не видел.

– Той же дамочки вещички? – Не вовремя я открываю свою пасть. Закроют мне ее однажды навсегда.

Молот и Гробовщик разом подняли на меня глаза

– Брысь! – скомандовал Молот.

Такие приказы дважды повторять не надо, особенно мне, я это еще по детству помню. Так что форму Гробовщика они разглядели. Мои мелькающие пятки дали им света.

Из городка мы выбрались ближе к полуночи. Над нашими головами висела луна, а небо было покрыто миллионами звезд. Наверное, так должно быть, но мы этого не видели. Небо вместе с луной и звездами скрыто за тучами, из которых дождь поливает несчастные головы солдат, уныло плетущихся по размокшим полям, заросшим лесам и прочему, будь оно неладно, бездорожью.

Молот словно сошел с ума. Он гнал нас строго на юго-восток, не разбирая дороги и не останавливаясь. Неужели его задница из другого материала? Может, она обита толстым слоем железа, и за это он получил свое прозвище, а кулаки так, прикрытие.

Эх, если б не он, сидел бы я сейчас за кружкой темного пива и слушал россказни служивых об их подвигах. А вокруг бегали бы маленькие визжащие человечки, штук так пять-шесть. И непомерно раздувшаяся жена, непременно носящая еще одного, ходит кругами и тихо постанывает. А когда собираются бабским советом все соседушки, ох и тяжело же приходится мне тогда.

Каждая из них норовит перемыть мне все кости и непременно заметит, что я только и могу, что детей строгать.

Неправда, я умею еще пиво пить.

И моя жена возвращается после посиделок домой и охаживает меня бутылкой, обзывая по ходу пьяницей и чертовым бездельником. Она собирает мои вещи в маленькую котомку, все-то отдать жалко, и выставляет меня из дому.

Ну и ладно, ну и пускай. Проживу я и без нее.

И вот я совсем свободный, можно сказать, вновь рожденный человек, тащусь по улице незнамо куда. А за мной несется все семейство, уговаривая, чтоб я вернулся.

Нет, не дождутся. Я же тоже человек, и мне все может надоесть. Но я оглянулся, чтобы сказать им «прощайте», а ну-ка, подождите, а чего это маленький на Следопыта больно похож, и рожа такая же противная, и усы.

– Ты чего орешь, Медный? – Следопыт тряс меня за плечо. – Совсем сдурел? Услышат же.

– А-а? – Я привстал.

Эй, где это я? А где моя жена? Впрочем, нет, давайте лучше без нее. Уж больно ее разнесло. Но что это за лес и в чьей луже я лежу?

– Да проснись ты! – Следопыт хлопнул меня по щеке. – Ну лучше?

– Маненько. Чего было? Проспал я что-то?

– Не, – ответил он, – ни хрена. Мог бы и дальше спать, если б не орал. Че орал то?

– Кошмар снился. – Я подполз к нему. – Представляешь, я женат.

– Ну и как тебе Адель в роли жены?

– Не на ней я женат, – отмахнулся я, – толстая какая-то, страшная, брюхатая. Я же тебе говорю, кошмар.

– Готовься, Медный, жить ты будешь совсем не с тем, на ком женишься.

– Тебе-то откуда знать?

Он не ответил и осклабился. Слегка. Я мог рассмотреть каждый из его зубов и доложить Грязнуле, какие надо вырвать. Хотя нет, лучше я их выбью.

Город расположился меж холмов, как в пупке, и с одного из них мы и разглядывали творящееся у его стен безобразие. Собственно, там ничего не происходило. Паарцы разбили лагерь в недосягаемости для стрел и не слишком-то спешили со штурмом. Да и на осаду это было непохоже – повозки с провиантом и разной рухлядью свободно катались туда-сюда. Паарские кордоны провожали их взглядом, даже не пытаясь узнать, что внутри.

На кой хрен Молот послал меня сюда, спать я мог и в тепле. Не совсем в тепле, но все же возле костра.

Я вполз на холм. Следопыт слез вниз. Неудачно поменялись. В ямке тепло, хоть и сыро, а тут тебе и ветер, и роса с деревьев падает водопадом. Да еще и глаза напрягай вовсю. Вот я и лежу, таращусь на лениво ходящих меж шатров солдат, на их слабые попытки строить осадные машины. Днем они их строят, а по ночам, должно быть, разбирают. За месяц не то что башню, город отстроить можно, а у них до сих пор ничего нет. Да им и не надо. Захотел, так в город вошел. На хрена осаждать?

– Следопыт, ползи-ка сюда! – Теперь мне пришлось его будить. – У тебя глаза поострее моих. Глянь-ка вон туда, – указал я рукой.

– Ну глянул. – Он всем видом показывал, как недоволен тем, что его разбудили. – И чего?

– Ничего знакомого не видишь? Вон там, у шатра с флагом.

Его морда стала еще более недовольная. С жутко изогнувшихся губ слетали проклятия. Ближнее ко мне плечо нервно подергивалось, еще немного, и он отвесит мне подзатыльник.

– Шепот! – выдохнул он, вглядевшись.

– Она. – Твою мать, я думал, мне показалось.