«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941 - А. Селлвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нас снова ожидала работа. Прошло несколько дней, и мы снова оказались под палящими лучами жаркого тропического солнца. В конце января мы приступили к действиям в районе Сейшельских островов – северо-восточнее Мадагаскара. Мы начали преследование британского сухогруза «Мандасор», который удалось одолеть только с помощью летчиков.
Сквозь перископ немецкой подводной лодки U-43 пароход на горизонте выглядел стопроцентно британским, в этом не было никаких сомнений.
– Первая торпеда пошла! Вторая… Третья…
Три белых пенных следа на синей воде, взрыв, смявший цель, отлично видную в перископ. Это был явный очередной успех подводников, и команда имела все основания испытывать законное удовлетворение.
Откуда могли знать немецкие подводники, что судном, которое они только что потопили, командовал немецкий офицер, на нем была немецкая команда, оно возвращалось после одного из самых опасных приключений, известных в истории войн на море, а его груз был жизненно важен для рейха.
Да, «Спейбэнк» – судно, которое я не скоро забуду, и не только из-за его ужасного конца, но также потому, что оно сослужило нам прекрасную службу. Этот 5000-тонный британский сухогруз мы встретили меньше чем через неделю после потопления «Мандасора», захватили его, поставили свою команду и в течение нескольких недель использовали при выполнении разведывательных заданий для «Атлантиса». Командование было поручено лейтенанту Шнейдевинду – бывшему старшему помощнику на «Танненфельсе», немецком судне, готовившемся к отплытию из Сомали, которого Рогге «реквизировал» и взял на борт «Атлантиса», вопреки открытому недовольству его прежнего капитана.
«Спейбэнк» (мы переименовали его в «Доггербэнк») оставался с нами до марта, когда мы отправили его домой. Судно было необходимо отремонтировать и переоборудовать для дальнейшего использования на немецком флоте. В мае оно пришло в Бордо и в течение нескольких месяцев простояло в доке, где на нем оборудовали дополнительный минный трюм. В начале 1942 года оно снова вышло в море, также под командованием лейтенанта Шнейдевинда, с приказом установить мины в районе Кейптауна.
Уже самое начало похода оказалось неудачным. Судно попало в жесточайший шторм, во время которого мины сорвались со своих креплений и начали кататься по трюму. Так продолжалось до тех пор, пока команде, подвергавшейся нешуточной опасности, не удалось снова закрепить смертоносный груз. Корабль дошел до Кейптауна без происшествий, но здесь привлек внимание вражеского самолета. Сигнальщики передали, что корабль под названием «Левенбэнк» следует из Нью-Йорка в Кейптаун, и самолет удалился, приняв объяснение.
Шнейдевинд, безусловно, заслуживал высокой оценки, данной ему Рогге. Хладнокровный юноша подвел корабль в Тейбл-Бей так близко к берегу, что его часто освещали лучи британских прожекторов, но он спокойно продолжал делать свое дело. Оставаясь на расстоянии не больше мили от береговых наблюдателей, сбросил за борт половину имеющихся на борту мин. Остальные мины, готовые к установке, лежали на палубе, поэтому команда «Спейбэнка» с некоторыми опасениями – именно такое сдержанное выражение употребил бы Шнейдевинд – заметила приближение британского крейсера класса «Бирмингем». Но все обошлось благополучно. С крейсера, подошедшего на расстояние мили, осветили судно прожектором. Но только луч прожектора был направлен довольно низко, и заполненная минами палуба оставалась в темноте. С крейсера запросили:
– Какое судно?
– «Левенбэнк», – ответил Шнейдевинд, – следует в Дурбан. Доброй ночи.
– Желаем команде хорошего путешествия, а капитану доброй ночи.
Поблагодарив вежливых англичан, «Спейбэнк» продолжил свой путь, но, устанавливая оставшиеся мины в районе мыса Агульяс, был замечен британским вспомогательным крейсером, перевозившим несколько сотен солдат, которых легко можно было различить на палубе. На этот раз «Спейбэнк» миновал опасность под именем «Инвербэнк».
Вскоре удача улыбнулась юному лейтенанту и его судну. После второго рейса в Иокогаму, во время которого они встретили рейдер «Тор», которым командовал капитан Гумприх, судно было отправлено в Германию со стратегическим военным грузом на борту. Это случилось на неделю раньше запланированного срока, что не могло не радовать. Именно это изменение планов ускорило конец судна, конец не только исполненный горькой иронией, но и страшный. Из всей команды спасся только один человек. Все остальные, погрузившись в единственную пригодную для этой цели спасательную шлюпку, погибли мучительной смертью после долгих скитаний в открытом море. Не выдержав мучений, одни прыгали за борт, другие пускали себе пулю в лоб, третьи покорно дожидались своего конца в лодке – их тела иссохли от обезвоживания.
Но до того как произошла трагедия, в январе, когда «Спейбэнк» был еще с нами, Рогге и меня больше всего интересовало совершенно секретное сообщение, полученное из нашего далекого адмиралтейства. Очень уж волнующим оно оказалось. Карманный линкор «Шеер», чей первый выход в море ознаменовался знаменитым инцидентом с вспомогательным крейсером «Джервис Бей», снова в море. Более того, он находится совсем рядом, и нам представится возможность увидеть немецкий военный корабль и поговорить с соотечественниками, не входящими в наш узкий круг. Пока только Рогге и я знали о предстоящем рандеву и в разговорах между собой неоднократно упоминали, что хотели бы ознаменовать такой случай очередной победой. Говорят, желание – отец мысли, в нашем случае оно оказалось отцом дела.
2 ноября мы заметили быстроходный норвежский танкер «Кетти Бревиг». Танкер! И как раз в тот момент, когда и мы, и «Шеер», и итальянцы в Сомали отчаянно нуждаются в топливе! Мы решили атаковать ночью. Рогге особенно заботился о полной внезапности. К этому времени, стремясь избежать ненужного кровопролития, мы установили довольно хитроумную систему прожекторов, благодаря которой по приказу наше судно ярко освещалось и становилась отчетливо видной надпись: «Стоять! Не использовать рацию!»
Мы, конечно, знали, что адмиралтейство настойчиво требует, чтобы капитаны, независимо от обстоятельств, передавали по радио сигнал о нападении рейдера или, по крайней мере, делали такую попытку. Но в случае с «Кетти Бревиг» мы имели причину пойти на риск более гуманного подхода: достаточно одного попадания, чтобы на танкере воспламенился груз, превратив его в костер, в котором поджарится вся его команда. Нам же в качестве трофея достанется разве что обугленная оболочка.
– Не стрелять по судну! – напутствовал Рогге. – Попробуем обойтись надписью и предупредительным выстрелом.
– Свет!
И через мгновение наша палуба, доселе надежно скрытая покровом ночной тьмы, оказалась залитой светом, как спортивная арена во время международного ралли.
– Орудие номер один, огонь!
Раздался грохот выстрела, свист снаряда и яростный вопль офицера-артиллериста:
– Чертов идиот! Ты попал в дымовую трубу!
Над «Кетти Бревиг» поднялось облако пара. Судно остановилось с похвальной быстротой. В течение нескольких секунд мы с тревогой ожидали появления языков пламени, но по необъяснимой причине их не было.