Алан. Скажи, что ты моя 2 - Иман Кальби

зеркальному пентхаусу на Цветном и невольно чувствовал себя неуверенно, волновался. Что она скажет про мое личное пространство? Не разочаруется ли? Здесь не было места семейному счастью. Здесь даже Кира не была ни разу. Зато были пьянки, женщины, мое одиночество во всем его темном безумии… Я хотел снять квартиру, пока мы не присмотрели бы себе что-то своё, но на мои предложения Бэлла лишь усмехнулась.

– Малютка, может быть, пока поживем в том, что понравится тебе? Моя квартира темная, даже черная, во всех смыслах этого слова…

– А где уверенность, что в съемном жилье не совершали настоящих черных ритуалов? Перестань, Алан… Я хочу туда, в твой мир…

Ее взгляд был задумчивым и изучающим, когда мы прошли внутрь. Она не спеша обошла комнату за комнатой, то и дело касаясь тонкими пальцами глянцевых поверхностей мебели, словно бы тактильный контакт давал ей лучшее представление об этом пространстве.

– Ты жил здесь один? – спросила тихо.

– Да… Кира с Миленой жили в частном доме в Серебряном бору. Я приезжал туда только по выходным.

– Здесь бывали женщины… – произнесла она тихо, скорее не спрашивая, констатируя.

– Бывали, – ответил я честно, – не более одной ночи. У меня не было…

Она подошла и накрыла пальцем мои губы, не желая слушать о тех, других, однодневках. А мне отчаянно хотелось кричать ей, что они все не имели значения, никогда не имели.

– А здесь будет место мне? – спросила тихо.

В ее взгляде проскользнула острая, темнеющая на глазах глубина. Она соблазняла и будоражила. Эта природная женская сущность Бэллы всегда срывала мне крышу. Она умела быть сексуальной, сама того не понимая. У нее это всегда получалось естественно, не наигранно.

Я посадил ее себе на колени одним движением, заставив перекинуть ноги через мой торс. Мы сидели теперь лицом к лицу, порывисто дыша.

– Если тебе здесь некомфортно, я сожгу эту квартиру прямо сейчас. Хочешь, Кремль тебе сниму, если есть желание? – прошептал ей на ушко.

Она чуть заметно улыбнулась и нежно коснулась своими сочными губами моих, а потом прямо в них прошептала такое, от чего мою башню окончательно снесло:

– Я хочу громко кричать в этой квартире, Алан. Чтобы фантомы других испугались и разбежались раз и навсегда…

Я прорычал, вдавливаясь в нее своим нутром. И она кричала, конечно же… Мы оба кричали.

* * *

Сегодняшний снег был каким-то особенным. Сказочным, что ли. Мягким, пушистым. Из него получаются самые красивые снежные бабы и снежки. Такой снег обычно ассоциируется со сказкой. А у нас сегодня и была сказка…

Я забрал Бэллу с объекта, который она все же начала вести в рамках авторского надзора. Ничего раньше времени не говорил, чтобы не испортить сюрприз. Просто многозначительно улыбался, увозя ее по Звенигородке в сторону области.

– Куда мы едем? – спрашивает она с интересом.

– Узнаешь…

Пара минут – и мы съехали на проселочную дорогу. Хорошее направление. Чистое, малопробочное и в то же время не такое раскрученное, как другие, без излишнего пафоса. Еще мгновение – и мы въезжаем на территорию нового коттеджного поселка. Все на завершающем этапе строительства, но уже сейчас видно, как будет классно. Это очередное мое детище. Не для прибыли, скорее для сердца. Просто хотелось создать идеальную среду загородной жизни в понимании человека, который работает в городе и не желает себя лишать прелестей жизни в мегаполисе. Пару минут виражей по внутренним дорогам – и мы останавливаемся у шикарного дома, словно бы срисованного из моих фантазий. Он напоминает русскую усадьбу, современную обработку аристократичного неоклассицизма: симметрия, правильные формы, легкость и изыск. Здесь много света и пространства, и в то же время этот дом про жизнь в наших широтах – и для красивого зеленого лета, и для холодной зимы… Весь поселок выдержан в этом стиле.

– Что это? – спрашивает она, не без восторга осматриваясь по сторонам.

– Дом, – пожимаю я плечами, улыбаясь, а потом притягиваю ее к себе и целую, – наш дом, Малютка…

Внутри уже тепло, потому что коммуникации готовы. Осталось только вдохнуть сюда жизнь, наполнить его светом, красотой и нашей душой, сделать внутреннюю отделку. Бэлла сейчас очарована, как маленькая девочка, и едва скрывает восторг. Я вспоминаю ее точно такой в Амстердаме, она всё такая же непосредственная и искренняя. И умеет радоваться. Таким женщинам всегда и хочется сорвать Луну с неба.

– Сегодня же начнем вместе все планировать, мадам Атабекова, – говорю я ей, увлекая в комнату, которая станет кухней нашего будущего дома. А я уже представляю, как она будет мне здесь готовить, в одной моей футболке на голое тело. Пока дети не видят, конечно, потому что…

– Я не Атабекова, – улыбается Бэлла в ответ, игриво отстраняясь, но я снова ее перехватываю и на этот раз зажимаю в тиски между своими объятиями и стеной. Мои пальцы нащупывают ее правую руку, пока я остервенело ее целую. Я поднимаю ее кисть к своему лицу, слюнявлю безымянный палец и тут же надеваю на него кольцо. Бэлла охает.

– Что… Что…

– Специально взял плотно прилегающее. Чтобы на этот раз не смогла снять, – усмехаюсь я, теперь покрывая все ее лицо поцелуями, – так что все-таки Атабекова, Малютка…

Она улыбается, но молчит, никак не отрицая и не подтверждая мои слова.

– Всегда ею была, – повторяю я, когда поднимаю свою руку и демонстрирую ей кольцо на своем безымянном пальце.

– Помнишь?

Она нервно сглатывает. В глазах сверкает понимание.

– Ты надела мне его семь лет назад на палец… Когда бросила меня, я снял его. Но больше никогда не надевал обручального кольца, Бэлла. Никогда не носил кольцо Милены. Потому что я уже был обручен… С тобой, Бэлла. Перед Богом, совестью и своим сердцем…

Она тяжело вздыхает. Я прижимаю ее к себе и наслаждаюсь моментом.

Мы еще какое-то время обнимаемся, а потом я даю ей пространство выдохнуть, вот только… Вижу, что ее как-то немного пошатывает. Она хватается за мое плечо, но тут же выдавливает из себя улыбку, чтобы сделать вид, что все нормально.

– Что за фигня, Бэлла, опять? – озабоченно выдыхаю, а когда вижу, что ее ноги подкашиваются, и вовсе начинаю паниковать. Она сейчас очень бледная.

Чертыхаюсь. Несусь к машине, подхватив ее на руки, завожусь и на ходу начинаю названивать знакомому доктору. Корю себя, что все это время купался в заветной близости с ней, забывая о своих то и дело всплывающих беспокойствах по поводу цвета ее лица и излишней усталости в последние недели… Эгоист, подлый эгоист –