Весталка. История запретной страсти - Жюльетт Сапфо

– О, мы старались не подвести тебя! Зато теперь, благодаря твоей доброте, нашей несчастной подруге стало легче: ведь от наших слов она получила утешение, – оправдываясь ответил Блоссий-младший удивительно нежным женским голосом и – как показалось изумлённой Альбии – кокетливым жестом поправил выбившиеся из-под покрывала золотистые кудряшки.

Сторож повернулся к ним спиной; взвизгнул засов, скрипнул замок – и дверь, ведущая из подземелья к свету, распахнулась.

На следующий день после разговора с Марком, Деллия отправилась на встречу с Ливией. Сидя в лектике, лёгкими кивками головы и кокетливой усмешкой отвечала она на поклоны встречавшихся ей по дороге знакомых сенаторов, но мысленно уже была в доме императора. Она представляла, как Ливия, выслушав и одобрив её план, похвалит её, и как она обвинит Марка в непокорстве и добьётся для него смертного приговора. Да, конечно, любовь к нему ещё боролась в её сердце с ненавистью, но, даже если бы Марк молил её о пощаде, она всё равно отомстила бы ему. Пусть бы она вырвала его из своего сердца со страшной болью, пусть бы оно потом ещё кровоточило, время залечило бы её раны и дымкой забвения затянуло бы все воспоминания об этой мучительной любви.

Но главное, она не хотела и не могла примириться с тем, что Марк предпочёл ей, первой красавице Рима, обольстительнице и светской львице, целомудренную деву Весты. Порою её охватывала ненависть к сопернице, близкая к безумию, и она призывала на голову весталки ярость беспощадных Фурий. Её мстительное, неистовое сердце трепетало при мысли об отчаянии и горе жрицы, когда та узнает о вынесенном Марку смертном приговоре. Деллия была уверена, что добьётся такого приговора. И Ливия ей в этом поможет. После того, как Марка застигнут в темнице наедине с весталкой, оправдания ему не будет...

Утвердившись в таком решении, Деллия приказала рабам, нёсшим лектику, ускорить шаг.

В этот час на Палатине толпы было меньше, чем в плебейских кварталах, оживление создавали только группы аристократов, прогуливавшихся в сопровождении клиентов и рабов. Под портиком императорского дома, у решётки, увитой плющом и розами, гудела толпа.

Когда лектика Деллии приблизилась к портику, среди возбуждённых голосов она узнала голос Нония Аспрената, одного из приближённых Августа. Раздвинув шёлковые занавеси, Деллия подозвала его.

– Привет тебе, богиня красоты! – воскликнул Аспренат, сопроводив свои слова поклоном. Этот высокий, плотный и краснощёкий человек, с изрядной проседью в каштановых волосах, был в молодости красавцем. Но лицо его обезобразил шрам, шедший от виска до носа, и, кроме того, он сильно хромал: однажды в цирке его колесница перевернулась, при падении он сломал себе ногу и разбил лицо.

– Послушай-ка, – обратилась к нему Деллия, не удостоив его ответным приветствием, – мне нужно как можно быстрее попасть в дом к императору. Сделай же так, чтобы эти люди расступились и не препятствовали мне: у меня дело особой важности.

– Боюсь, мне придётся разочаровать тебя, прекрасная Деллия, – отозвался Аспренат, приняв огорчённый вид. – К Августу никого не велено впускать, и, с каким бы делом ты ни торопилась к нему, тебе придётся всё же подождать до более благоприятного дня.

– А что случилось?

– Внучку божественного уличили в постыдной связи с молодым Силаном, и, до тех пор, пока Август не примет решение о её участи, двери в его дом для посетителей будут оставаться закрытыми.

Событие было серьёзное. Все знали, что дочь и внучек Август воспитывал так, как это было принято в патриархальной древности: в строгости и соблюдении добродетели. Он так оберегал их от встреч с посторонними, что одного знатного и достойного юношу упрекнул в нескромности за то, что тот подошёл приветствовать его дочь. Юлия, дочь Августа от его бывшей жены Скрибонии, дважды овдовев, в третий раз была выдана замуж за Тиберия, сына Ливии. Ради этого брака Август заставил своего пасынка развестись с женою, беременной вторым ребёнком. О прелюбодеянии дочери Август доложил в сенате заочно, в послании, зачитанном квестором, и после этого долго, терзаясь стыдом, сторонился людей и подумывал даже, не казнить ли её. Позже, избрав для дочери в качестве наказания ссылку, он запретил предоставлять ей малейшие удобства и только пять лет спустя, переведя её с острова на материк, немного смягчил условия ссылки. Но о том, чтобы совсем её простить, было бесполезно его умолять. А на всякое упоминание о дочери он только восклицал: « Лучше бы мне и безбрачному жить и бездетному сгинуть!». И вот теперь в таком же преступлении обвинялась Юлия-младшая, которую было принято называть Юлиллой. Среди радостей и надежд на процветание и добронравие потомства счастье покинуло Августа. От того, как он сумеет перенести постигшее его горе, могла зависеть судьба всей империи.

– Какой позор! – саркастически улыбаясь, сказал Аспренат (в последнее время Август отдалил его от себя, и он не упускал случая, чтобы потешить своё уязвлённое самолюбие мстительным злорадством). – Просто ужасно, не правда ли? – И, не дожидаясь от Деллии ответа, добавил, изменив тон: – Приходи ко мне сегодня вечером – поужинаем, повеселимся... Не скучать же тебе, право, в одиночестве, пока твой Ликин пытается утешить своего покровителя...

О побеге весталки из темницы Деллия узнала от Ликина. Изменив своей привычке являться в гости к любовнице с роскошью и величавой медлительностью восточного владыки, бывший вольноотпущенник колотил в дверь её дома ногами и бешено рвал кольцо из бронзовой волчьей пасти. Встревоженный привратник, торопясь открыть дверь, был готов разразиться бранью, но, узнав, кто пожаловал, приветливо поклонился.

Деллия приняла гостя, грациозно изогнувшись на ложе из слоновой кости. Хотя она не ждала Ликина в этот день, на ней была только короткая полупрозрачная туника, слегка прикрывавшая её прелести; распущенные рыжие с золотистым оттенком волосы потоком ниспадали до самого пола.

Вбежав, Ликин рухнул на пол и обхватил Деллию за голые коленки. Ни пламенных слов приветствия, ни щедрых пожеланий милости богов, ни восторженного любования её красотой... Деллия молча смотрела на него, не зная, рассердиться ей или рассмеяться.

Наконец она спросила:

– Что случилось, Ликин? Откуда ты свалился?

– Ты не поверишь! – торопливо начал рассказывать Ликин, закатывая глаза. – Август всё же решился и в сенате вынес Юлилле суровый приговор. За разврат и прелюбодеяние он распорядился отправить её в изгнание. А когда кое-кто из сенаторов попытался смягчить наказание ей и её матери, император в ответ пожелал им таких же внучек и таких же дочерей. Овидия, которого божественный уже давно недолюбливает из-за его безнравственных стихов, также ждёт ссылка. Говорят, он знал о любви Юлиллы к Силану и не донёс...

– Между нами говоря, об этом знал весь Рим, – вставила Деллия, пренебрежительно хмыкнув. – Так почему же наказали одного Овидия? Уж если кого и нужно было отправить в ссылку, так это самого Силана!

– Думаю, вина Овидия не только в этом. Я слышал, его имя упоминалось в связи с делом Марка Блоссия. Будто бы в доме поэта Блоссий, с которым он дружен много лет, склонял весталку к преступной близости. Но это ещё не всё. Служанка Юлиллы донесла, что её госпожа по просьбе поэта хлопотала о свидании Блоссия с весталкой и что, возможно, не без участия Овидия весталке удалось бежать из темницы...