Кто не спрятался - Яна Вагнер

Это срабатывает только среди своих, с самыми близкими, но искушение слишком сильно. Да можно ли сопротивляться способности коротко, буквально двумя фразами вызвать у взрослого сильного человека слезы? Истерику? Приступ неконтролируемой ярости? Протянуть руку и легко, одним движением отделить мясо от костей?

Лиза поднимает глаза на мужа и замечает его опущенные плечи, и мягко лежащие на столешнице руки, и расслабленное, как будто даже сонное лицо. Она садится ровнее.

Лиза знает, как выглядит Егор, если он обижен или зол. Когда ему стыдно, когда он врет. Когда счастлив, доволен собой или ждет похвалы. Знает, в какой позе он любит спать. По выражению его лица может определить, что у него болит голова, а по первому слову в телефонной трубке – насколько он пьян. Она выгладила тысячи рубашек, хранящих линию его плеч. Родила ему троих детей. Двадцать лет ни с кем, кроме него, не спала.

Ей известно, как сильно Егор нуждается в одобрении. В том, чтобы все вокруг было мирно и правильно. Чтобы его любили, принимали за своего. Как он ненавидит скандалы.

В случайном дорожном конфликте, когда мужчины хлопают дверцами и выскакивают из машин, толкаются и кричат друг на друга, Егор в своем хорошем твидовом пальто всегда держится на расстоянии, с мягкой улыбкой танцует вдоль обочины с телефоном в руке и звонит в полицию. Лиза сидит на пассажирском сидении, вцепившись пальцами в кожаную обивку, наблюдая через стекло, как ее рослый красивый муж отступает перед взбешенным маленьким газелистом, примирительно вытягивая вперед руки. В этот момент она мечтает – истошно, страстно – о том, чтобы он подрался. Сорвал кожу с кулаков. Залил чужой кровью свой итальянский галстук. Лиза даже готова увидеть, как он проиграет, вернется в машину с разбитой бровью и надорванным воротом рубашки, но Егор никогда не дерется. Решает вопросы цивилизованно.

Будь он храбр, Лизе проще было бы уйти.

И у него совсем не складывается с мужчинами. Ваня, Вадик и даже Петя – не в счет, ему нужны свои, отдельные от Лизы друзья, и потому время от времени он привозит с собой на выходные какого-нибудь младшего коллегу, не сумевшего вовремя отказаться от приглашения, или нового клиента с женой. В такие дни Лиза накрывает стол скатертью, расставляет бокалы. Накручивает вокруг шеи нитку жемчуга. Вежливо улыбаясь, запоминает имена незнакомых женщин (напрасно, потому что дважды они никогда не приезжают). Молчит, освежает салаты и меняет тарелки, уступая Егору сцену, и, пока он жарит для них мясо, неестественно смеется, приобнимает их за плечи и зовет «старина», у Лизы рвется сердце так же, как если бы она наблюдала из-за ограды детского сада за уязвимым шестилеткой, которого другие дети не приняли в игру.

Ей хочется вскочить и грохнуть кулаком по столу так, чтобы задребезжала посуда, рухнула ваза с фруктами. Чтобы покатилась бутылка, заливая вином скатерть. Крикнуть: да кто вы такие, чтобы пренебрегать им? Вы, со своими пустыми косноязычными женами, с залысинами, тридцатилетними ленивыми животами. Как смеете вы не любить его?

Если бы кто-нибудь еще любил Егора, хотя бы кто-то один, кроме нее. Тогда она, возможно, смогла бы оставить его.

Обаяние Егора профессионально и действует только на коротких дистанциях. В рабочем режиме в жарком радиусе Егоровой харизмы все работает на пользу дела, складывается как задумано. Он нравится разведенным служащим почты, налоговым инспекторшам и пятидесятилетним нотариусам, ему улыбаются женщины-судьи со злыми жабьими лицами. Он легко находит общий язык с полицейскими, выдергивает любые справки из жилконторы. Умеет шутить уместно и просто, правильно заходить в любые двери, тонко чувствует чужие границы и никогда, никогда не переходит их. Егор неглуп, приветлив и хорошо улыбается. Мягкосердечен (это знает Лиза), жалостлив и необидчив. Секрет Егорова успеха в отношениях с любыми, даже самыми неприятными незнакомцами состоит в том, что он попросту не считает их неприятными. Ему не приходится себя пересиливать, а значит, в его дружелюбии нет притворства.

За каждой новой дверью Егор (и он, кажется Лизе, даже не отдает себе в этом отчета) всего лишь ищет друзей. Которых у него нет. Которых никогда у него не было.

Потому что, стоит растаять деловой надобности, стоит Егору снять галстук и переключиться в обычный, не подчиненный конкретной цели человеческий режим, происходит необъяснимое: его шутки повисают в воздухе, голос звучит фальшиво и неловко, а искренность и обаяние выцветают, как старые обои.

Лиза наблюдает это так часто, что давно сбилась со счета. Прямо за вином и мясом, спустя каких-нибудь два часа любые, даже самые глупые и никчемные мужчины начинают чуять в Егоре что-то постороннее. Негодное. Скучнеют и отказываются признавать в нем своего.

Такие истории всегда заканчиваются одинаково. Гости снова сидят в своих автомобилях с дорожными, уже отсутствующими лицами, а Лиза с облегчением начинает стирать из памяти их ненужные имена. Больше всего страданий причиняет ей именно этот момент: когда Егор весело распахивает ворота и ходит затем от машины к машине, наклоняясь к водительским окошкам. Обязательно повторим, говорит он бодро. На майские, например, а? И похлопывает открытой ладонью железные автомобильные бока, как будто надеясь, что это ласковое прикосновение как-нибудь передастся сидящим внутри людям. Смягчит их. Заставит передумать. Окаменевшая на крыльце Лиза смотрит, как он торопится следом за отъезжающими машинами до самой дороги, как держит руку над головой, пока они не скроются за поворотом. Как идет потом назад, к дому, и вопреки всем законам перспективы с каждым шагом словно уменьшается в размерах. Лиза видит его лицо и думает: не могу. Не могу больше.

– Сука, – повторяет Егор, не поднимая головы, и Лиза слышит, как девочка, беспокойная Ванина жена, жадно и радостно ахает в своем углу. Набирает воздух в легкие.

Она ведь ляпнет сейчас что-нибудь еще, эта идиотка, и я ничего уже не успею, думает Лиза и смотрит на мужа, который сейчас, в эту минуту кажется ей похожим на пушечное ядро, вертящееся на дне окопа. Одно глупое слово. Любая бестактная фраза – и он взорвется.

В такие минуты от Егора не стоит отвлекаться, но Лиза все-таки отворачивается, спешно и коротко, чтобы остановить несчастную дуру. Только попробуй, говорит ей Лиза молча, не разжимая губ. Не смей. Не лезь.

И Лора тут же покорно захлопывает рот, со стуком смыкает зубы. Глаза золотой женщины вдруг напоминают ей два револьверных дула, и под этим взглядом Лорина новорожденная любовь испуганно съеживается, отступая. Превращается в ноль. Лора садится на пол, съезжает по кухонной стене, пересчитывая позвонками стыки желтых, как масло, керамических плиток, и снова чувствует себя бесполезной и глупой. Незначительной. Как всегда, как во всякий другой день.

– Между прочим, отличный коньяк, – нервно говорит Вадик и вытягивает вперед руку со своим початым Camus Vintage, который тяжело, маслянисто всплескивает внутри резных бутылочных боков.

– А давайте выпьем, – быстро подхватывает Маша и вскакивает, торопясь. – Ребята. Пожалуйста. Ну давайте. Такой кошмарный день.