Мираж золотых рудников - Анна Князева

– Знаете, где лежит альбом?

– Я уже смотрела. – Полина вышла в соседнюю комнату и скоро вернулась с альбомом.

Михалев придвинулся поближе к столу. Сергей и Полина устроились рядом.

– Это я не знаю кто… – Михалев перелистнул пару страниц. – Это Юрий Иванович с покойной супругой. А это мы с ним на конезаводе. Любил я к нему в конюшни ходить…

– Сташковский работал там до последнего? – спросил Сергей.

– Этого я не знаю, мы с ним в последнее время редко встречались. Я целый день в разъездах. Если встретимся – здравствуй, как дела. Вот и все.

– А что это за фотография? – поинтересовалась Полина.

– А-а-а… – Участковый расплылся в улыбке. – Вся наша компания: Жека Сарапулов, Антоха и я с Юрием Ивановичем. Мы тогда в Бузиме два ведра рыбы наловили. Бузим в те времена был другим, не то что теперешний.

Выразительно взглянув на Полину, Сергей попросил:

– Повторите, пожалуйста, фамилию вашего приятеля.

– Женька Сарапулов.

– Кто такой?

– Мой одноклассник. – Михалев ткнул пальцем во второго. – А это – Антоха Шевердов. Тоже в нашем классе учился. Мы его Шевердой звали, потому что он всегда «шевердил», словом – хулиганил. Но жизнь все расставила по местам. Женька Сарапулов вроде тихоня – срок отсидел. Шеверда был хулиганом, а стал военным.

Сергей и Полина снова переглянулись.

– Давно с ними виделись? – спросил Дуло.

– После школы раза два или три. Родители умерли. Что им здесь делать?

– Значит, не встречались. – Сергей задумался. – Юрий Иванович ничего о них не рассказывал?

– Про Женьку Сарапулова – ничего. А про Шеверду он как-то сказал, что тот вышел в отставку и теперь большой человек. С тех пор уж несколько лет прошло.

– Скажите, пожалуйста, если бы вам пришлось доверить кому-нибудь деньги или важный секрет, доверили бы все это Сташковскому? – спросил Сергей.

– Юрию Ивановичу? Не задумываясь. Честнейший был человек, а главное, любил всех нас, как своих детей.

Утром участковый Михалев отвез Сергея и Полину на машине до автостанции в Сухобузимском. Они сели в автобус и через пару часов были в Красноярске. На этот раз обошлось без поломок.

– Думаешь, Антон Шевердов – преступник? – Это был единственный вопрос, который Полина задала Сергею в дороге.

– Разберемся, – ответил он.

По прибытии в Красноярск Сергей снял номер в гостинице и, расположив там Полину, уехал на такси в краевое следственное управление.

Добродеева он нашел в кабинете у подполковника Кашина.

– Это хорошо, что вы оба здесь. Зварыкин дал показания?

– Молчит, – сказал Добродеев. – Ссылается на плохое самочувствие.

– Посмотрим, что будет дальше, – заметил Кашин и спросил у Сергея: – А что там у вас? Черемизин тоже молчит?

– Этого я не знаю. Только что вернулся из Северска.

– Каков результат?

– Поговорил с соучредителем Зварыкина Семочкиным. Можете исключить его из списка подозреваемых. Смерть Зварыкина лично для него значит только одно: потерю хлебного места. Подробный отчет сброшу на электронку, приобщите его к делу.

– И как, позвольте спросить, квалифицировать эту новость? С одной стороны – хорошо. С другой – а что еще у нас остается? – заметил подполковник Кашин. – Ну, что же, Добродеев, придется тебе поднапрячься. Пока не найдем убийцу Максима Свинцова и заказчика покушения на Зварыкина, отец Свинцова не успокоится.

– Буду стараться.

– Старайся и помни, что я каждый день хожу на отчет к руководству. Не доводи до греха.

Сергей Дуло сказал:

– У меня есть еще одна информация. Известны имена трех таджиков, которые убили Сташковского. Их объявили в розыск.

– Я видел ориентировку, – сказал Добродеев и на всякий случай спросил: – У вас есть доказательства?

– Вагон и маленькая тележка. Мы отследили весь путь: от места, где убивали, до старого причала, с которого сбросили бочку с трупом. Но есть одна заковырка. Прежде чем убить, Сташковского держали в вагончике на дачном участке несколько дней. Причин может быть две: похищение с целью выкупа или преступники хотели от него чего-то добиться. Родных у Сташковского нет, выкуп платить некому. Остается только второе.

– Деньги? – предположил Добродеев.

– Денег у него не было. Сташковский работал ветеринаром на конезаводе. Да и работал ли последнее время – большой вопрос. Но главное, о чем рассказал Семочкин, Сташковский не был реальным соучредителем Зварыкина. Он представлял интересы другого человека, имя которого пока неизвестно.

– Черт-те что! – возмутился Кашин. – Чем дальше в лес, тем ни хрена не понятней.

– Ну и последнее: Сарапулов жил в одной деревне со Сташковским и был с ним знаком.

– В Седельниково? – переспросил Добродеев и, переглянувшись с Кашиным, уточнил: – Что это значит?

– Пока не знаю, – ответил Дуло и вдруг понял, что слишком часто стал повторять эту фразу.

Нельзя понять и полюбить чужой город за несколько дней, но привыкнуть к нему можно. Сергей Дуло шел по главной улице Озерска, мимо четырехэтажных домов, построенных со всей атрибутикой имперско-сталинской архитектуры. Машин, как и прохожих, было немного. Большинство из них – «праворукие японки», что объяснялось территориальной близостью к дальневосточным краям.

В Озерске стояла теплынь. Сибирское лето подбиралось к той своей точке, когда уже не жарко, но до осени еще далеко. Дорога до Озерского управления для Сергея стала привычной: площадь, улица, двор, подъезд. Дальше – лестница, коридор и комната следователей. Заглянув туда, Сергей поинтересовался:

– Что с Черемизиным?

– Ушел в несознанку, – отрапортовал Красноперов.

– Таджиков не нашли?

– Ищем, – сказал Зимин.

– Короче, вижу, что работа кипит, – сыронизировал Дуло.

– Сам-то что-нибудь привез из Северска? – задиристо спросила Егорова.

– А как же!

– Расскажи! Дай нам порадоваться.

– Об этом чуть позже. Я только что приехал из Красноярска, – сказал Дуло и направился в свой кабинет. Навстречу ему по коридору шел Виктор Белаш.

– Идемте к прокурору. Он ожидает.

– Тема беседы? – поинтересовался Сергей.

– Все та же, и вишенка на торте – служебная «Нива», которую вы изволили утопить.

– Топил не я, а другие.

– Меня это не касается. Расскажете Сабодашу.

Сергей отправился с Белашом в прокурорский кабинет. Когда они появились, Сабодаш что-то писал. Не поднимая глаз, он сказал: