Король призраков - Джульетт Кросс

рожу его дитя, а он отвергнет меня. Я поклялась под светом Лумеры, и эта клятва для меня была связывающей на всю жизнь.

— Заходи, когда будешь готова, — прошептала Далья. — Или… — она замедлилась, — если это не то, чего ты хочешь, ты можешь не входить. Ты можешь вернуться в свою комнату и всё изменить. Я помогу тебе.

В её голосе звучала такая искренность, когда она предложила мне сбежать. Я повернулась и встретила её взгляд. Она не сводила с меня своих золотых глаз. Я была потрясена её предложением, готовностью предать Голлайю. Ведь он точно воспринял бы это как предательство.

Было ли это ради меня или ради неё самой? Или ради её королевства? Что бы случилось, если бы фейри Луны из Иссоса родила наследника Нортгалла?

Я не была уверена в её мотивах, но я точно знала одно, что меня поразило до глубины души:

— Здесь моё место, — сказала я.

Её лицо потемнело от тревоги. Она опустила взгляд, поклонилась и исчезла в боковом коридоре. Она говорила, что не может войти через главный вход; только Мизра могла пройти через эти двери в эту ночь. Когда я войду, это будет моё принятие народом Нортгалла и обещание преданности Призрачному королю. Далья говорила мне быть уверенной, прежде чем сделать этот шаг, ведь пути назад не будет.

Когда я проснулась в своей постели, и последнее видение Викса продолжало вертеться в моей голове, я была уверена во всём. Бог передал мне свою память, свою волю, своё благословение через это странное видение.

— Я уверена, — прошептала я себе.

Стоя обнажённой в своей спальне, с широко расставленными ногами, чтобы жрицы могли покрыть моё тело золотой краской, а затем использовать пёрышки дракона, чтобы нанести чёрные демонические знаки вокруг груди, которой я буду кормить дитя короля, вокруг живота, где оно будет расти, по ногам и рукам, чтобы я имела силу носить его, я не чувствовала страха или сомнений по поводу того, что меня ждёт.

Барабаны продолжали звучать, а мантра не прекращалась, когда я готовилась открыть двери. Моя длинная коса касалась ягодиц.

Слова бога шептали мне в ответ: «Это восстановит мир».

Я была частью этого. Я могла помочь вернуть мир в его правильное состояние, пройдя через эти двери. Мы страдали от болезней и войн так много лет. Но то последнее видение говорило прямо со мной. Это была моя миссия. Это было моё предназначение.

Я выпрямила крылья и спину. Положила руки на ручки обеих дверей и распахнула их. Барабаны и мантра сразу же умолкли.

В самом конце длинного овального зала на гигантском троне сидел Голлайя, а за его спиной был вырезан дракон из чёрного камня.

Господи, как он был великолепен.

Он был облечён только в кожаную юбку, доходившую до середины бедра. Без своих доспехов он выглядел ещё мощнее, а не слабее. Большинство людей казались бы уязвимыми в таком оголенном виде. Он — нет. Его широкие плечи, мускулистое тело, украшенное золотыми украшениями на рогах и запястьях, демонические руны, выгравированные на груди и лбу, говорили о том, что это тело принадлежит самому великому из королей.

Его ледяные глаза сверкали ярким светом, но он держал свои когтистые руки на подлокотниках трона, пальцы его были слегка изогнуты, как будто он боролся с собой, чтобы остаться на своём месте.

Звук одного барабана начал бить, медленно как марш. Тогда я наконец отвела взгляд от Голлайи и обратила его на зал. Придворные — фейри, мужского и женского пола, все в своём обычном одеянии, не полуобнажённые, как Голлайя, и не совсем обнажённые, как я, — стояли в широком круге, в несколько рядов.

Моё сердце забилось быстрее. Их было, по меньшей мере, двести. Может, и больше. Собрав всё своё мужество, я сделала шаг в такт барабану, пройдя вдоль задней части круга, как меня учила Далья. Никто не произнёс ни слова, я держала высоко подбородок, спину прямо, крылья подняты и сделала шаг Мизры, представляя себя королевскому двору призрачных фейри, ожидая их принятия как их Мизру.

Я мельком пробежала взглядом по королевскому совету, не желая видеть неодобрения в их глазах, и искала Изгоев среди толпы. Моё сердце наполнилось облегчением, когда я заметила Кеффу, который смотрел только на моё лицо, его улыбка была искренней и гордой. Сорин рядом с ним по-прежнему выглядел серьёзно, как всегда, но он кивнул мне в знак одобрения, что вызвало в моей душе неожиданный всплеск счастья. Мне было нужно их одобрение. Я хотела его. Это было странное желание.

— Мизра, — сказал Пулло, младший из них с выбритыми висками и косичкой, спускающейся по центру спины. Его улыбка была широкой, когда он снова произнёс:

— Мизра.

Затем к нему присоединился Тирцель, и они начали повторять мой титул в хоре, пока я продолжала свой путь по залу в такт одиночному барабану. Позже присоединились ещё двое, а потом и больше.

Мой взгляд упал на Мека и Феррина. Они тоже держали глаза выше моего плеча. Они были мужчинами, и я уверена, что, как и все в зале, они смотрели. Но когда мой взгляд встретился с их взлядами, они были сосредоточены только на мне.

Мек широко улыбнулся. Но Феррин нахмурился, на его лице отразилось беспокойство, вероятно, из-за последней встречи, когда он едва не нес меня в мою комнату. Но затем он поклонился, опустив рога в знак уважения.

Затем снова раздался хор:

— Мизра. Мизра. Мизра. — Оно был тихий, но нарастающий с каждым словом.

Я заметила Хаву, стоящую близко к трону среди других слуг дворца. Я заставила себя проглотить эмоции, пока они продолжали повторять «Мизра», осознание того, что меня приняли люди Сильвантиса, сам Нортгалл. Слёзы текли по милому лицу Хавы.

Я подошла к трону, но, как указала Далья, не обернулась к Голлайе. Я должна была пройти весь круг зала, прежде чем представить себя ему. Я прошла мимо Дальи, стоящей с другой стороны трона, её глаза светились от эмоций, а на лице была искренняя улыбка. Она была сложным человеком, но я чувствовала всем существом, что в этот момент она была искренне счастлива. Не знаю, счастлива ли она за меня, за Голлайю или за её народ, но я чувствовала её радость.

Когда я обогнула трон с другой стороны, мой взгляд остановился на некоторых членах королевского совета, большинство из которых пело мой титул. Но не все. Старик с седыми волосами, Боузлин, шептал моё имя, его взгляд был скромно опущен к земле. Но