Портфолио в багровых тонах - Лариса Соболева

— Привет!

Такой большой город, ресторанчик для тайных встреч выбрали в самом глухом уголке, а от «подружек по модельному бизнесу» — ну, никуда! Соня с Тамарой. Сели. А улыбки… В деревне Асиной бабушки живет один дед, алкоголик, он, когда напьется, говорит: «Что вы смотрите на меня сквозь зубы?» Точно! Обе смотрели на Асю именно так — рты до ушей, зубы блестят, в глазах ехидство.

— Какого ты мэна отхватила! — позавидовала Соня. Уж кому-кому, а не ей, меняющей мэнов раз в год, завидовать. — Он кто?

— Папа, — ответила Ася, как ни в чем не бывало.

— Наконец и у тебя появился папик, — сказала Тамара. Вторым планом прозвучало: добро пожаловать в наш кружок содержанок.

— Он симпатичный, — оценила Соня. У нее есть противная манера не говорить, а мурлыкать. — Тебе повезло. А чем занимается? Торгаш или неужели что-то выпускает? Какой у него годовой оборот?

Ася отодвинула пустую мороженицу, сложила руки на столе, с сочувствием посмотрела на одну, затем на вторую и не без ухмылки поставила обеих в известность:

— Это мой родной папа, а не папик, улавливаете разницу? — Девочки недоверчиво таращились, пришлось расшифровать на примитивнейшем языке: — Он не любовник. Отец. И любит меня как отец, а не… как папик. Понятно?

Откуда им знать, как любит родной отец? Их отцы тоже сбежали от мамаш, правда, безвозвратно, в этом смысле Асе повезло больше. А бедняжки наверняка так и не узнают, какие бывают у родного папы большие и мягкие ладони, как он добр и нежен, ласков и строг — ничего этого не узнают. Инициатором встреч стал Филипп Юрьевич, он любит свою старшую дочь не меньше младших, но что из того? О том, чтобы у него жить, не может идти и речи, Мариночка… О, лучше не думать, что мамуля сделала бы, заяви Ася, мол, хочу к папе — обоих укокошит. Встречаются они тайком на протяжении многих лет (с пятого класса), Мариночка ни разу не застукала их, а ей никто не стукнул, ведь бывали случаи, когда они попадались на глаза общим знакомым. Дело в том, что знакомые в душе не переваривают мать Аси, нельзя же любить того, кто всех презирает, из мести злорадно помалкивали. Что касается Аси, она долго страдала, не понимая, почему с папой нельзя видеться открыто, нельзя его обнять, сделать ему подарок, рисуя весь вечер картинку красками. Не понимала, почему он негодяй, подонок, свинья и мерзавец. До сих пор не понимает. И никогда не поймет.

— Вы разочарованы? — ухмыльнулась Ася, косясь на обеих по очереди.

— Неожиданно, знаешь ли… — проговорила Тамара. — Ой, Соня! Ты забыла пригласить Асю.

— Мне мой папик купил кафе, — затрещала Соня. — Жаль, не в центре… но такое миленькое! На днях открываем, будет шикарная презентация, крутые вина, изысканные закуски, богатые мэны… Придешь?

Про себя Ася подумала, что настанет время и Соня получит кафе в центре, даже ресторан, может, два. Есть такая профессия — доярка, уж своих папиков Соня выдоит до капли. Главное, Мариночка не слышала про кафешку, иначе запилила бы Асю, мол, умные девчонки из внешности выжимают максимум, заодно из покровителей, а ты тупица… и так далее.

— Приду, приду, — закивала Ася, да вдруг напомнила: — Девчонки, я все время думаю об этой… Юльке…

— Ой, перестань, — отмахнулась Соня. — Она дура. Наверное, когда бросалась вниз, думала, полетает-полетает и благополучно приземлится. Такие дуры не достойны жалости.

— Соня, ты слишком уж… — Тамара не нашла подходящего сравнения. Да где ж его взять, если словарный запас поместится на одной странице тетрадного листа? — Я слышала, ее могли и столкнуть.

— От кого слышала? — скептически фыркнула Соня.

— Одна из этих говорила… из полицейской группы. Я мимо шла, она увидела меня и перешла на шепот.

— Да кому нужно сталкивать? — возразила Соня. — У нее папа жуткий, всем сделает харакири.

— Харакири делают не другим, а себе, — сказал проходивший мимо симпатичный молодой человек, наклонившись к столику девушек. — Японские самураи.

Девушки явно не имели понятия, кто такие самураи, выяснять не решились, боясь показаться необразованными. Все три не сводили с парня глаз, ожидая, что он сейчас кого-то из них выберет, и каждая хотела, чтобы ее. Но он подмигнул, выпрямился… три красотки разочарованно глядели ему в спину, обтянутую эластичной рубашкой, — он никого не выбрал. Соня проследила, за какой столик приземлился парень, через минуту, выключая свой мобильник, подхватилась:

— Попрошу телефон позвонить. Скажу, батарея разрядилась…

И… завертела задом по направлению к парню, да быстро-быстро, чтоб никто не опередил. Слово за слово — вскоре она присела за столик, где ей были рады. Не радовалась Тамара, всплеснув руками, искренне возмутилась:

— Ты посмотри на нее! Сама клеится! Папик у нее для мелких и крупных расходов, а для души с телом — мачо.

— Завидуешь? — подметила Ася.

— А ты нет? — ощерилась та. — Всем нам хочется того, другого и третьего, но везет одной из ста тысяч. Блин, где справедливость, а?

Пошло-поехало, о справедливости заныла Тома, если бы только о всеобщей, а то ведь справедливость должна достаться одной ей. Сытая допьяна Ася, не любившая общество моделей, но и не считавшая себя лучше той же Томы с Соней, в это время думала о Мариночке: ну и устроит она взбучку.

Ночь Ольга провела в автомобиле. А муж, сволочь, остался ночевать в квартире девочки-любовницы. Юной, прекрасной и холодноватой, как первый снег, что так притягивает недоумков, возомнивших, будто они голубая мечта всякой молоденькой хищницы. Провела — не значит спала, какой тут сон — сидя в кресле и с тяжелыми мыслями: останется одна, без средств, что будет с детьми, вдруг Паша отберет их? А спроси ее: зачем следишь за мужем, чего хочешь добиться и, главное, каким способом, — разве она ответит? Ужас в том, что отчаяние пока еще слишком велико и не позволяло определиться с целью. Ольга с упорством мазохиста преследовала мужа с любовницей, которой, конечно, проигрывала во всем, не зная, зачем это делает. Ну да, не знает — так тоже бывает. Вот и утро настало, Оля смотрела на окна Лены, смотрела на занавески, надуваемые ветром, представляя любовников, объятия, поцелуи…

На самом деле Лена и Павел пили утренний кофе после заурядной яичницы с беконом, пили в молчании. Так ведь общих тем нет, как их не ищи, а Павел искал, чем бы зацепить ее. Но Ленка каждую свободную минуту книжки читает, он за всю жизнь если и прочел до конца штуки три, то было это в четвертом или пятом классе. Зато умеет зарабатывать и считать бабки. Ну, каждому своя игрушка. И Лена его игрушка, а вот он — не ее. Она сидела напротив с отсутствующим видом и пила кофе, если Павел что-то попросит — подаст, потом снова уйдет в себя, будто его здесь нет.

— Сыр у нас есть? — проверил он.

Услышала. Встала, достала из холодильника сыр, нарезала и поставила на стол, потом села и как отключилась. Он оказался прав, хоть в психологи иди! Иногда эта холодная вежливость выводила его из себя, он мог кинуть в нее тарелку, Лена в ответ — ничего, ноль эмоций, приберет и не упрекнет. Все делается (от уборки до секса) с королевской покорностью, тем самым она — над ним. Павел ее содержит, а она… она — над. В это неуютное утро постепенно заканчивалось терпение, эх, ахнуть бы кулаком по столу, чтобы посуда аж до потолка подскочила, а Лену выгнать… хотя идти ей, в сущности, некуда. Агрессия нахлынула некстати, да и не собирался он ссориться, это обида кровь мутит. Выручил звонок в дверь. Лена подскочила, но Павел успел схватить ее за руку и усадить: