Юрист - Джон Гришэм

Партнер, который протрубил сбор, отсутствовал. Звали его Тобиас Роланд (за глаза – Тоби), и из множества циркулировавших по фирме слухов самые одиозные касались именно его. О Тоби Кайлу приходилось слышать неоднократно, причем в слухах этих не было и подобия лести. Выпускник Йеля, а затем юридической школы Колумбийского университета, он был единственным ребенком в бедной семье, обладал вздорным характером и непомерным самомнением. Острый, безжалостный ум и железная воля позволили Тобу после пяти лет работы стать партнером: в своем рвении он обошел всех трудоголиков фирмы. Никто и никогда не видел его без дела. Все представление Тобиаса Роланда об отдыхе сводилось к пятиминутному тисканью секретарши на узкой кушетке в его собственном кабинете. Большинство секретарш были от него в ужасе, но выразить протест или, упаси Бог, пожаловаться не решалась ни одна. Некоторые даже находили Тоби достаточно сексуальным. Порой он обрушивал на головы молодых сотрудников потоки нецензурной брани – просто так, от скуки, например, за развязавшийся шнурок. Он терроризировал других партнеров, поскольку был умнее их и, как правило, лучше подготовлен к любой дискуссии, В свои сорок четыре года Тоби считался самым результативным (в плане подсчета часов) специалистом по судебным разбирательствам, за восемь лет он не проиграл ни одного дела. На Роланда был огромный спрос в крупнейших корпорациях. Годом ранее Кайл вырезал из журнала «Форчун» статью, воспевавшую авторитет «первого в „Скалли энд Першинг“ грозы судей».

Стоило Тоби моргнуть, и подчиненные начинали бегать, хотя их колени дрожали от страха.

Этим субботним утром партнера замещал старший сотрудник Бронсон, который без всякого энтузиазма объяснил собравшимся, что будет говорить от имени мистера Роланда, занятого в настоящий момент вновь открывшимся аспектом судебного иска. Было подчеркнуто: мистер Роланд может войти в любую минуту, и юристы замерли в тревожном ожидании.

Речь шла об иске, предъявленном клиенту фирмы, нефтяной компании, ее конкурентом из Дании по поводу прав собственности на богатое месторождение в Мексиканском заливе. Ожидалось, что иск будет рассматриваться в суде Нового Орлеана, но мистер Роланд решил нанести упреждающий удар, подав встречный иск в Нью-Йорке. План сводился к тому, чтобы в понедельник утром тяжба была уже зарегистрирована. Фактически противник оказывался в засаде. Такая дерзкая, рискованная тактика и обеспечивала Тобиасу Роланду его славу.

Спустя четверть часа казуистической риторики, выдержанной в духе «холодной войны», Кайл понял, что его выходные пройдут за библиотечным столом в поисках необходимых партнеру юридических справок и обоснований. Он вытащил из кармана фирмфон, чтобы просмотреть свежую почту. Последнее отправленное руководством фирмы сообщение извещало об увольнении Гейвина Мида, четыре года проработавшего в секции судебных разбирательств. Без всяких деталей, без комментариев. Мгновенное и тихое удаление с поля.

У каждого есть секреты, говорил Бенни. Но как он об этом узнал? Видимо, кто-то в отделе по работе с персоналом вскрыл неподписанный конверт со свидетельскими показаниями и протоколами полиции. Бедный Мид – через десять лет после совершенного преступления, зарабатывая четыреста тысяч долларов в год, он получил такой пинок под зад.

Бронсон нес какую-то чушь о зубчатом колесе, которое напрямую связано с главной шестерней наверху – мистером Роландом – и с маленькими шестеренками внизу, то есть с ними, рядовыми сотрудниками. Это зубчатое колесо – Бронсон, и он гарантирует безотказную работу всего сложного механизма. Он организует процесс, надзирает за исполнительской дисциплиной, ведает деловой перепиской с партнерами. Его кабинет – гулко бьющееся сердце фирмы.

Сейчас нет ничего важнее фактора времени, подчеркнул Бронсон. Если из комнаты для совещаний просочится хотя бы слово, датчане и их юристы успеют наделать немыслимых пакостей. На повестке дня проблема обеспечения энергетической безопасности американского государства, да что там – всей западной цивилизации.

После этой тирады старшего сотрудника они направились в библиотеку.

После телефонных переговоров, становившихся от раза к разу все более напряженными, сделка была заключена. Доктор Бун и дядюшка Уолли с крайней неохотой достигли соглашения, особо оговорив один его пункт. Бакстер покинет клинику чуть раньше, чем следовало бы, но задержится на трое суток в Рино для адаптации. На сто пятый день после прибытия под надзор врачей абсолютно пьяным, с чудовищным содержанием алкоголя в крови и кокаина в центральной нервной системе, Тейт-младший неспешно вышел за ворота клиники «Уошу».

Сейчас организм Бакстера был девственно чист, а дряблое тело освободилось от лишнего десятка фунтов. Он не только забыл о спиртном и наркотиках, но даже бросил курить. Бакстер выглядел загорелым и подтянутым и свято верил в то, что окончательно победил своих демонов и вступает в совершенно новую, трезвую жизнь. Его оружием в борьбе за себя самого были лекции доктора Буна и других специалистов клиники. Бакстер признал все свои грехи, после чего сдался на милость высшей силе, кем бы или чем бы таковая ни являлась. Открывая в возрасте двадцати пяти лет новую эру собственного существования, он испытывал в душе гордость и некоторые сомнения, скорее, даже страх. Причем с каждой пройденной милей он ощущал все бо́льшую неуверенность, вера в себя быстро исчезала.

Сколько раз его попытки выбраться из трясины пьянства заканчивались неудачей? Никуда не денешься – семейная традиция. Было ли это запрограммировано в коде его ДНК?

Догнавший Бакстера дежурный автомобиль клиники подвез его в Рино; за два часа, пока продолжалась поездка, пассажир не обменялся с водителем и парой слов. У города машина промчалась мимо яркого щита с рекламой очередной марки импортного пива: на колотом льду лежат три бутылочки зеленого стекла, к ним протягивает руку очаровательная девушка, перед которой не устоит ни один мужчина. Сидя на заднем сиденье, Бакстер съежился от страха, на лбу выступили крупные капли холодного пота. Захотелось попросить развернуть машину и бегом бежать назад, в клинику, подальше от алкоголя и других соблазнов. Но, стиснув зубы, он промолчал.

Поселок Хоуп, или Надежда, располагался на необустроенной окраине города: брошенные дома, дешевые игровые клубы, развалюхи бары. Это были владения брата Мэнни, основателя, духовного отца и признанного лидера местной общины. Стоя на пороге маленькой церкви, брат Мэнни терпеливо дожидался, пока Бакстер выберется из автомобиля на раскаленный солнцем асфальт. Когда это произошло, пастор с жаром потряс руку прибывшего и приветливо осведомился:

– Мистер Тейт, могу я звать вас просто Бакстер?

Сама постановка вопроса подразумевала положительный ответ. Бакстер был Бакстером, а никак не «мистером Тейтом».

– Разумеется. – Бакстер потер нывшую от долгого сидения спину.

– А я – брат Мэнни. – На плечо молодого человека легла тяжелая рука. – Добро пожаловать в обитель Надежды.

Перед собой Бакстер видел мужчину лет пятидесяти, явно имевшего испанские корни, с бронзовой от загара кожей, с длинными, собранными на затылке в пучок седыми волосами, которые спускались до пояса, с добрым взглядом непроницаемо черных глаз, широкой улыбкой и двумя шрамами на лице. Один находился у левой ноздри, другой, побольше, рассекал правую щеку. Упрямый подбородок чуть смягчала аккуратная, похоже, лелеемая годами эспаньолка.