Гладиатор. Книга 3. Сын Спартака - Саймон Скэрроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем их спор зашел слишком далеко, вернулся Фест с графином и большой миской. В нос Марку ударил запах тушеного мяса. Фест на секунду остановился, почувствовав, как накалилась атмосфера в помещении, потом подошел к столу, поставил графин и миску, положил ложку. Все молчали. Наконец Цезарь ткнул пальцем в миску и приказал:
– Ешь.
Несмотря на голод, Марк почувствовал, что у него пропал аппетит, а желудок скрутило от волнения. Он заставил себя взять ложку; он готов был сделать что угодно, лишь бы это помогло вернуться к нормальному состоянию.
Фест нахмурился:
– Господин, что происходит?
– Марк отказывается сказать, где находится лагерь мятежников.
Фест повернулся к Марку с недоуменным видом:
– В чем дело?
Марк проглотил кусок мяса и положил ложку.
– Я не говорил, что не скажу, где лагерь. Я просто хочу заключить с тобой сделку, Цезарь. Я скажу тебе то, что ты хочешь знать, но за определенную цену.
– Цену? Что за ерунда? – Цезарь стукнул кулаком по столу. – Я не буду заключать никаких сделок с мальчишкой. К тому же с бывшим рабом.
– Тогда я ничего не скажу, – твердо произнес Марк.
Внезапно Фест обхватил его за шею и сильно тряхнул:
– Как ты смеешь так говорить с Цезарем? Ты должен относиться к нему с уважением, какого он заслуживает, мальчишка!
Марк стиснул зубы и выдержал боль, не отводя глаз от Цезаря. Наконец проконсул резко выдохнул:
– Хватит, Фест. Отпусти его!
Фест толкнул мальчика в затылок и отпустил. Но остался стоять у него за спиной, готовый действовать по малейшему знаку своего господина. Цезарь сцепил руки в замок и вперился взглядом в Марка:
– Какова конкретно цена, которую я должен заплатить, чтобы ты сказал, где находится лагерь?
Марк потер шею, обдумывая ответ.
– Я проведу вас к лагерю, и ты потребуешь их сдачи. Если они сдадутся, ты пощадишь их. Они будут возвращены своим хозяевам в целости и сохранности.
– А если не сдадутся?
– Если вы будете идти быстро, они окажутся в ловушке, господин. Им придется сдаться.
– А если они предпочтут сопротивление?
Марк ненадолго задумался.
– Я молюсь, чтобы они проявили благоразумие, господин. Если ты гарантируешь им жизнь, тогда, я надеюсь, они скорее предпочтут жить, чем умереть от меча или на кресте.
– Зачинщики будут, конечно, распяты.
– Нет. Их тоже надо отпустить.
Цезарь покачал головой:
– В Риме этого не поймут. Сенат и народ потребуют смерти Брикса и его ближайших соратников.
– Здесь командуешь ты, господин. Тебе решать, а не им.
Цезарь откинулся в кресле и забарабанил пальцами по столу.
– А что помешает мне приказать Фесту увести тебя отсюда и выбить из тебя правду? Он умеет развязывать языки.
Марк постарался не выказывать страха.
– Ты можешь пытать меня, господин. Несколько часов я выдержу. Но за это время Брикс со своими людьми покинет лагерь. Я знаю, что время для тебя очень важно. Кампания должна закончиться, прежде чем ты сможешь выступить против Галлии. Я даю тебе возможность покончить с мятежом сегодня. Иначе это будет длиться многие месяцы.
Фест кашлянул:
– Мальчишка прав, господин.
– Молчать! – крикнул Цезарь. – Если мне когда-нибудь понадобится твое мнение, я спрошу.
– Да, господин. Прости, господин.
Цезарь отвернулся от телохранителя и обратил все свое внимание на Марка. Мальчик не отвел глаз, хотя был очень напуган. Он чувствовал себя маленьким и одиноким перед огромной опасностью, но знал, что у него в руках одно мощное оружие – время. Каждая секунда увеличивала риск, что Брикс и его люди проскользнут у Цезаря между пальцами. Марк очень надеялся, что все рассчитал правильно. Если он недооценил своего бывшего хозяина, то к концу дня он будет мертв, а за ним последуют тысячи других и мятеж будет подавлен.
– Ну хорошо, – процедил сквозь зубы Цезарь. – Договорились.
– Я хочу, чтобы ты дал слово, – осмелел Марк. – Хочу, чтобы ты поклялся здесь, перед Фестом.
– И какой клятвой ты хочешь связать меня? – насмешливо спросил Цезарь.
– Клятвой, которую ты наверняка сдержишь. Я хочу, чтобы ты поклялся жизнью твоей племянницы Порции.
Цезарь побледнел, и Марк испугался, что зашел слишком далеко. Но Цезарь медленно кивнул:
– Я клянусь жизнью моей племянницы, что не причиню вреда тем мятежникам, которые сдадутся.
Марк почувствовал огромное облегчение и хотел поблагодарить Цезаря, но тот поднял руку, останавливая его:
– Я клянусь жизнью Порции, что, если ты дурачишь меня или если мятежники убегут, я велю Фесту распять тебя на вершине ближайшей горы, чтобы все могли видеть, что происходит с теми, кто бросает вызов Цезарю. Это ясно?
Марк кивнул.
– Тогда не будем терять время. Ты скажешь мне, где искать мятежников, а Фест отдаст приказ моим солдатам собираться.
Марк покашлял:
– Это не все, господин. Есть еще две вещи.
Цезарь зло посмотрел на Марка:
– Говори.
– Ты должен освободить Лупа. Отпустить его на свободу. Когда мятеж закончится, ты дашь мне несколько человек и рекомендательное письмо, которое поможет мне найти и освободить мою маму. – Марк склонил голову. – На это ты соглашался несколько месяцев назад.
– Я согласен, – хрипло произнес Цезарь. – На этом все. Фест, отдай приказ.
– Да, господин.
Фест склонил голову и поспешил из палатки, чтобы передать приказ проконсула. Цезарь тяжело дышал через нос, глядя на Марка, который был его рабом и одним из его самых многообещающих гладиаторов.
– Буду тебе благодарен, если перед уходом ты оставишь здесь мой плащ. Подожди у палатки.
Марк вышел, стараясь казаться спокойным. На улице первые проблески рассвета пытались прорваться сквозь дымку, скрывающую горы на востоке. Легкий бриз гнал снежинки, засыпая самодельные укрытия солдат. Марк дрожал. Не от холода, а от страха перед тем, что принесет наступающий день.
Низкие темно-серые облака затянули небо.
– Ты готов? – спросил Фест.
Марк какое-то мгновение стоял молча. Легионеры плотными рядами построились в когорты, среди темных древков копий в морозном воздухе поднимались облачка пара от дыхания. Позади солдат восседали верхом на лошадях Цезарь и его офицеры. Перед римлянами простиралось открытое поле, которое вело к входу в лагерь мятежников. Даже зная, где находится расщелина в скале, Марк не мог ее различить, глядя на гору, вздымающуюся над лесом, растущим по обе стороны от входа.