Жмурки - Наталья Николаевна Тимошенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И неожиданно даже для самого себя Никита с силой ударил кулаком по подоконнику, так, что подпрыгнули вверх горшки с растениями. Это было просто удивительно, но именно здесь, в клинике, отец, не произнося ни единого слова, умудрялся вывести его из себя. За больничным забором Никита уже много лет оставался спокоен и уравновешен, однажды очередная подружка во время расставания бросила ему в лицо, что у робота больше чувств, чем у него. Чувства у Никиты были, просто он умел их не показывать. Но здесь Никита словно давал волю тому, что творилось внутри, о чем порой забывал даже он сам. Здесь он переставал быть роботом и становился тем самым тринадцатилетним подростком, которого давно похоронил глубоко внутри себя.
Отец даже не вздрогнул.
Никита глубоко вдохнул, медленно выдохнул, возвращая контроль над собой. Хотя бы внешне. Внутри продолжал бушевать ураган, но он умел с ним справляться.
– Тогда давай расскажу я, – обманчиво спокойно предложил Никита. – Даша умерла. Неважно, по какой причине, дети порой умирают, так бывает. Но вы с мамой не могли с этим смириться. И ты нашел способ все исправить. Ты работал в милиции, ты расследовал какое-то убийство, в котором столкнулся с демоном, исполняющим желания. Едва ли кто-то в это поверил, едва ли поверил даже ты сам, но, когда умирает ребенок, родители хватаются за любую, самую невероятную возможность все исправить. И ты решил загадать демону желание. Даша вернулась, но ее надгробие осталось, вы его по какой-то причине не уничтожили. Вы смогли заставить всех молчать. Даша вернулась, но ты потерял контроль над демоном, и он заставил тебя убить маму. Я видел такое недавно, видел, что делают те, кому демон больше не подчиняется.
По лицу отца снова пробежала болезненная судорога. Теперь Никита не только почувствовал его эмоции, но и увидел их. Мимолетно, почти незаметно, но точно увидел.
– Я пытался уничтожить надгробие, – вдруг едва слышно произнес отец. Никита даже не сразу поверил, что ему не послышалось, что отец на самом деле заговорил. Каждое слово он будто выдавливал из себя, словно движение языком давалось ему нелегко. – Несколько раз. Но оно всегда возвращается. Это плата. Демон исполнил желание, вернул Дашу, стер память у всех, кто знал о ее смерти. Но оставил надгробие. Чтобы помнили те, кто загадывал желание. И знали, что рано или поздно расплата придет. Но она пришла слишком быстро.
Отец замолчал и снова уставился в окно, но на этот раз Никите казалось, что он смотрит не на улицу, а в прошлое. Видит что-то, чего не помнит Никита.
– Какая расплата? – наконец нарушил молчание он, чувствуя, как во рту пересохло.
Отец не ответил.
– Это как-то связано со смертью мамы? Ты утратил контроль над демоном?
Отец по-прежнему молчал. Какие бы вопросы больше ни задавал Никита, он так ничего и не сказал. А у Никиты больше не было сил что-то требовать. Он узнал главное и, казалось, догадывался обо всем остальном. Не прощаясь, вышел из комнаты и так же быстро покинул территорию клиники. Сел в машину, завел двигатель, чтобы кондиционер немного охладил салон, но с места не тронулся.
Значит, маленькая Даша действительно умерла. Демон исполнил желание отца, но оставил напоминание. И потребовал расплату. Какая именно это была расплата, Никита не знал.
Внезапный холодок пробежал по спине. Демон исполнил желание Яны: не дал ей выпасть из окна. Какое напоминание он оставил? Быть может, память Никите? Никита помнил обо всем, хотя не должен. Отцу демон оставил материальное напоминание, Яне, должно быть, ментальное. Какую плату он у нее потребует? И когда?
Звонок телефона разорвал гнетущую тишину. И еще до того, как Никита ответил на звонок, он уже догадался, что услышит.
– У нас третья жертва, – сообщила трубка голосом Лосева.
Волна гнева поднялась по позвоночнику вверх, ненадолго затуманила голову, выключила зрение и слух, но тут же все вернула на места. Контролировать эмоции Никита научился давно и отлично в этом преуспел.
– Я же вас предупреждал, – обманчиво спокойно сказал он.
– Да дебилы! – в сердцах бросил Лосев. – За гостями следили, их не так много осталось в Поместье, а сотрудников упустили! Погибла горничная, убиравшая домики. Прямо на террасе одного из них и нашли. Все, как в прошлые разы: красное платье, выколотые глаза, других повреждений нет.
– А скелет?
– Пока не нашли, на тебя надеемся.
Никита взглянул на часы на панели. Ехать в Поместье ему не хотелось. Хотелось снова зарыться в семейные тайны и в тайны демона, но отказать Лосеву он не смог. Эти скелеты и трупы – дело рук мага, а маг в данном случае – ключ к демону, а значит, и к ответам на его вопросы.
– Буду там часа через полтора, – наконец ответил Никита, выезжая с парковки клиники.
* * *
На этот раз обошлось без толпы зевак. Гостей в отеле действительно осталось не так много, да и те спешили упаковать вещи в багажники машин и уехать. Если кто-то здесь и останется, то разве что любители острых ощущений или люди, на горнолыжных курортах умудряющиеся прослушать оповещение об опасности схода лавины.
Никите не особо была интересна личность жертвы, они уже выяснили, что ничего общего, кроме красного платья, у девушек нет, но он все равно добросовестно подошел к тому месту, где обнаружили горничную. Поскольку дело теперь вел Воронов, ему разрешили подойти к телу, криминалисты и судмедэксперт все равно уже закончили, и взять погибшую за руку. Ничего нового Никита не почувствовал: все то же, что он уже ощущал, когда держал за руку вторую жертву. Не это теперь было важным.
Дожидаясь, пока освободятся Лосев и Воронов, чтобы переговорить с ними, Никита отошел в сторону, сел на свободную скамейку. Он чувствовал себя непривычно уставшим, хотя время только-только перешагнуло обеденное. Все дело было в разговоре с отцом, Никита точно это знал. На соседней скамейке сидели две девушки, судя по форме, сотрудницы отеля. Никита не собирался прислушиваться к их разговору, но они сидели слишком близко и говорили достаточно громко, поэтому у него не осталось выбора.
– Знаешь, если бы не предыдущие два трупа, я бы уже подумала, что это Лариска Арину до инфаркта довела, – судорожно затягиваясь сигаретой, говорила одна, худенькая рыжеволосая девушка лет двадцати.