Каббала и бесы - Яков Шехтер

Мы с ним откровенны: как-никак, он мой близкий родственник – брат жены. Я не стесняюсь задавать прямые вопросы, а он не боится отвечать.

Элиэзер осторожно сжал мои пальцы.

– Я забыл книгу и вернулся в синагогу. Вижу, ты сидишь за столом и оживленно беседуешь сам с собой. Как бы ты поступил на моем месте?

Я отпустил руку Элиэзера, повернулся и отступил в темноту лестничной клетки.

Эстер повернула ручку таймера и проверила, зажглась ли красная лампочка. Зажглась. Когда она вернется через час, кугель[107]будет готов.

Кугель, особенно иерусалимский, очень непростая штука. Казалось бы, чего особенного – сладкая лапша с перцем, запеченная в духовке. А нет, тут миллион тонкостей и подводных камней. Пересидит в печке – станет сухой и ломкий. Рано вытащишь – будет мокрым, точно глина. Сахару много – есть никто не станет, скажут: опять пирожное приготовили. Перцу пересыплешь – начнут в кухню бегать, руки и глаза мыть.

Кугель она подает в третьем часу ночи, когда ученики начинают клевать носом. Горячий кофе или чай вместе с кугелем быстро их пробуждает. Но глаза – глаза они всё равно трут, и если перца слишком много, тогда… А, да что там говорить, непростая это штука – иерусалимский кугель.

Перед выходом Эстер еще раз окинула взглядом кухню. Всё стоит на своих местах, что должно блестеть – блестит, термосы с чаем уже заварены, печенье разложено по тарелочкам и, прикрытое салфетками, ждет своего часа. Можно идти.

Можно, правда, и поехать: до миквы около четверти часа ходу по скудно освещенным реховотским улицам, а пакет с купальными принадлежностями увесист, оттягивает руку. Но лучше пешком. И так целый день на кухне или в комнатах, лишь иногда в магазин за покупками вырвешься. Но туда уж обязательно на машине. В итоге на пешие прогулки времени не остается. Вот, хоть раз в месяц прогуляться вечерком в свое удовольствие.

Эстер захлопнула дверь и вошла в уютную темноту реховотской ночи. «В свое удовольствие», – повторила она последнюю фразу и вдруг горько расплакалась. Она шла по темной улице, обходя освещенные желтым светом фонарей участки, и плакала не останавливаясь. О своей жизни, об утраченных надеждах, об ушедшей молодости. Да мало ли о чем есть поплакать женщине перед миквой.

В школе ей нравился английский. Язык дался легко, Эстер быстро открыла для себя ряды библиотечных полок и с упоением погрузилась в сказки безбрежной английской литературы. Вопрос, куда пойти учиться, даже не возник, за два года до конца школы Эстер точно знала, что учиться она будет в Тель-Авивском университете, на кафедре английской литературы.

Так и получилось. Несколько лет прошли как радо– стный сон. До сих пор Эстер не может забыть то удивительное ощущение счастья, с которым по утрам она взлетала по ступенькам семьдесят четвертого автобуса, везущего ее в университет из Холона.

Самую удачную семинарскую работу она писала по «Дублинцам» Джойса. Перерыла всю критику, куда больше, чем полагалось. Не для работы – ей самой было интересно разобраться во всех мнениях, взглянуть на знакомый почти наизусть текст с разных точек зрения. Многозначительность стиля Джойса, его скрупулезность в подборе каждого слова, каждого эпитета и описания открывали для комментаторов почти необозримые возможности, и Эстер с наслаждением провела несколько месяцев, сравнивая и перебирая.

Работу она написала за две недели. Ее темой было женское одиночество, вызванное закабалением в прошлом. От Эвелин, только вступавшей на этот путь, до крохотной Марии с ее длинными носом и подбородком. Эстер пыталась понять логику самопожертвования Эвелин, постичь, как может взрослый и разумный человек подчинить свою жизнь словам – пусть даже важным и обязующим, но всего лишь словам.

– Твоя работа свидетельствует о глубоком понимании текста, – сказала руководительница. – Я внесла несколько поправок, но в целом тут нечего исправлять, акценты расставлены правильно. Тебе стоило бы продолжить учебу. Если хочешь, я могу дать рекомендацию в аспирантуру.

Но Эстер не согласилась. Впрочем, еще не Эстер. Тогда ее звали Ора. Диссертация предполагала много лет учебы, а ее родители с трудом вытянули университетский курс. Нужно было начинать работать и помогать им.

Очень быстро Ора выяснила, что годы счастливой учебы не дали ей никакой специальности. Да, она прекрасно знала английский, неплохо ориентировалась в литературе, могла разобрать любое произведение, отыскать критические статьи, понять замысел и показать, как этот замысел проявляется в тексте, но денег за это не платили. Деньги платили совсем за другое, чего Ора не умела делать.

Несколько раз она приходила по объявлениям в разные фирмы, которым требовалась секретарша со знанием английского. Но атмосфера, царящая на интервью, откровенные взгляды будущих начальников так не совпадали с ее представлением о работе, что она сбегала, еле дождавшись конца расспросов.

Через полгода Ора отправилась регистрироваться на биржу труда.

– Н-да, – чиновница сочувственно повертела в руках новенький диплом. – Совсем, говоришь, никак?

Она посидела еще с минуту, словно примеряясь, присматриваясь к Оре.

– Есть у меня предложение: хорошая работа, и денежная, нарасхват идет. Но придется опять учиться – и на английском. Ты вправду его хорошо знаешь?

Ора улыбнулась.

– Как иврит. А может, и лучше.

– Появилась новая специальность – компьютерная графика. Через две недели открывается первый курс. Ты, вообще-то, рисовать любишь?

Ора, подобно многим другим девочкам, покрывала свои школьные тетради изображениями принцесс в бальных платьях, смешных щенков с оттопыренными ушами и прекрасных принцев в золотых коронах. Поэтому на вопрос чиновницы она уверенно сказала «да».

Так решилась ее судьба. Работа на компьютере оказалась похожей на игру, Ора благодаря знанию английского и привычке читать все материалы по изучаемому предмету проникла в самые недра программ. Закончив курс, она моментально устроилась на работу в книжное издательство. Платили хорошо, и условия тоже оказались весьма приличными. Она сидела в отдельной комнате с кондиционером, слушала музыку и рисовала – играла на компьютере. Иногда заигрывалась так, что не замечала конца рабочего дня и пересиживала по два—три часа сверх положенного времени.

Хозяин издательства быстро оценил прилежание и способности новой работницы. Ее зарплата постоянно росла, а мнение стало одним из определяющих. Перед тем как взять новый заказ, хозяин вызывал Ору к себе – посоветоваться.

Издательство выпускало календари, рекламные буклеты, афиши, проспекты, дела шли успешно, и одного графика стало не хватать. Приняли еще одного, и еще, Ора стала начальницей группы. Зарплата опять выросла, она купила машину и стала ездить к своему издательству в южный Тель-Авив на новеньком «Пежо» вишневого цвета.