Кровь Асахейма - Крис Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бальдр посмотрел в глаза своему командиру. Его лицо было бледным, а глаза потухли, но он не выглядел по-настоящему больным. Скорее, измотанным.
— О чем?
— Ты сам не свой.
Взгляд Бальдра дернулся.
— Я в порядке, — ответил он. — Варп-переход был… трудным. Я справлюсь.
Гуннлаугур не отступил.
— У Ингвара есть такие проблемы, — сказал Волчий Гвардеец. — Мне теперь нужно беспокоиться за вас обоих?
Бальдр улыбнулся. Вышло нервно и рассеянно.
— Не стоит беспокоиться ни за кого из нас, — заметил он. — Мы же не дети.
Гуннлаугур не отвел взор.
— Мне не нравится видеть тебя в таком состоянии, — произнес воин. — Хватает того, что у Ёрундура вечно дурное настроение. На тебя всегда можно было положиться в части спокойствия духа. Если что-то не так, скажи мне.
Бальдр замешкался. Какой-то момент он казался неуверенным в себе. Гуннлаугур на секунду поймал взгляд его тусклых глаз.
— Правда, — сказал Бальдр, разрывая зрительный контакт. — Это просто варп-болезнь. Пройдет. — Он глубоко вздохнул и размял плечи. — Мне нужно поохотиться. По-нормальному. Бои в пустоте — это другое. Они не могут сравниться с преследованием добычи. Ты тоже это знаешь.
Гуннлаугур кивнул и убрал руку.
— Когда придет ночь, брат.
— Хорошо. — Взгляд Бальдра остановился на трупе. — Но нас еще ждет работа.
Гуннлаугур недовольно фыркнул.
— Ага, — проворчал он, глядя на груду гниющего мяса у своих ног. Этот первым отправится в печь. И вслед за ним полетят еще многие. — Собирай остальных. Пора начинать.
Алья Йемуэ проснулась. Глаза открылись неохотно, зрение затуманивал затекший в них пот. Поднять веки было сложно. Она не прочь была бы поспать еще. Сон — это все, чего ей хотелось в последнее время. Боль стихала во сне, хотя при этом ей снилась всякая жуть.
Но она не могла уснуть. Не сейчас. Зуд подстегивал ее. Из-за него конечности были непокорными, а разум находился в смятении. Нужно было идти. Она должна была что-то сделать.
Алья откинула тяжелое от пота вонючее одеяло. Матрас, на котором она лежала, оказался влажным и горячим. В комнате было полно мух.
Это нехорошо. Она не любила мух. Откуда они взялись? Необходимо вычистить здесь все. Она хорошо убирала, тщательнее всех в жилом модуле.
В какой-то момент у нее завелись мухи и так и отказались улетать из квартиры. Она не помнила, как давно это случилось. Вспоминать было тяжело. Почему вспомнить что-то было так сложно?
Она сбросила ноги с кровати и заковыляла вперед. Хотелось пить. Горло было сухим и саднило. Глотать было больно.
Алья посмотрела в окно и вздрогнула от испуга. Жаркие солнечные лучи пылали в щелях между ставнями. Похоже, было далеко за полдень. Она не должна была спать весь день. У нее есть работа. Нельзя лениться.
«Есть работа. Есть работа».
Казалось, что ее мысли зациклились. Когда она пыталась подумать о чем-то другом, старые мысли все равно продолжали крутиться в голове.
«Вставай. Вставай. Вставай. Есть работа».
Алья ввалилась в ванную. Ноги болели и казались опухшими. Похоже, у нее не получится втиснуть их в обувь. Придется идти наружу босиком. Это будет очень неудобно. Хелод увидит ее такой. Она будет болтать. Мерзкая Хелод. Почему ноги так отекли? Должно быть, случилась какая-то беда.
Она добралась до раковины и уставилась в разбитое зеркало над ней. Алья не помнила, когда оно разбилось. Похоже, что кто-то специально запустил чем-то в него.
Алья посмотрела на свое отражение.
«Трон святый! Я выгляжу…»
«Вставай. Вставай. Есть работа».
Она отвела взгляд. Ей не нравилось видеть все эти штуки на своем лице. Алья провела руками по животу, чувствуя, как колышется и пучится плоть.
Она растолстела. Действительно сильно растолстела.
Ей было плохо. Нужно было попить. Нужно поесть.
Алья, шатаясь, вышла в другую комнату. Там не было еды. Просто ее жилая комната, обшарпанная, вонючая и полная гудящих мух. На полу виднелись какие-то пятна. В одном из углов высыхала лужа комковатой рвоты. В остальных все было еще хуже.
«Я должна вычистить это. Очень скоро. Нужно просто найти время».
Она продолжала идти, а ее телеса грузно покачивались под сорочкой, заставляя вздрагивать каждый раз, когда ткань касалась воспаленных язв. Ноги ступали по лужам клейкой жижи.
«Нет времени. Нет времени. Нет времени».
Алья провела руками по бедрам и почувствовала изгибы отекшей плоти, выпиравшие из-под ткани. Такие разбухшие, неудобные, как будто что-то пыталось вырваться наружу. Сколько времени она была такой? Вспомнить не получалось.
Зато она вспомнила человека, который ей помогал. Он был милым. Как там его звали?
«Это неважно. Есть работа».
Она была благодарна за его доброту. Человек хорошо к ней отнесся и предложил мазь, которая подлечила самые болезненные высыпания, а еще он делал чай со специями, от которого в голове прояснялось, и терпеливо перевязывал язвы на ногах, руках и шее. Он был рядом с тех пор, как она заболела. И никогда ее не покидал. Такой внимательный. Такой добрый, хотя пах он странно.
Может, это из-за чая у нее так опух живот.
Алья открыла дверь и заковыляла вниз по ступеням. За пределами ее квартиры воздух был чище. В общем коридоре не было всей этой мерзости, что скопилась у нее на полу. Какой позор! Все ее опередили. Хелод уже должна пускать слухи, зажимая нос и бросая злобные взгляды на ее дверь.
«Это неважно. Есть работа. Есть работа».
Она добралась до двери на улицу и толкнула ее. В проем хлынул солнечный свет и ослепил Алыо, из-за него в висках начало что-то пульсировать. Она почувствовала головокружение и облокотилась па косяк двери. Было слышно, как вокруг разговаривают и толпятся люди.
Эти люди были на улице. Она вышла на улицу в ночной сорочке. Зачем она это сделала? Это же неприлично.
«Это неважно. Это неважно».
Она продолжала идти. Солнце било по глазам, поэтому их пришлось закрыть ладонью. Идти было тяжело. Камни на улице врезались в кожу. Алья почувствовала, как вскрылись язвы на подошвах ног, из них полилась копившаяся там жидкость. Она ощущала, как колышется ее брюхо. Трон, она действительно стала жирной. Отвратительно.
Она услышала, как людей вокруг нее едва не выворачивает наизнанку, и сделала маленькую щелочку между пальцами, чтобы посмотреть, что там творится. Все разбегались от нее, или показывали пальцами, или смеялись. На их лицах было написано отвращение.