Даймон - Андрей Валентинов

Убьёт человека! Живого!..

Алёша отступил на шаг, скользнул перчаткой по лбу, ледяной пот вытирая. Господи! Хорошо, хоть опомнился вовремя. А если бы вправду? Какой ужас! Все, хватит! Домой, домой, пневмопистолет выбросить, все забыть, забыть, не думать. Ещё чуть-чуть — и он стал бы убийцей!

Не думать! Домой, домой!..

Замерла рука, к мокрому лбу примёрзла. Чуть-чуть? А как же аптека, канистра с напалмом, 4-я неотложка?

Он уже убил! Убил двух невинных людей! Ладно, пусть виновных, но — убил!

Алёша понял. Дрогнули огни окон, тьмой подёрнулись…

* * *

— Молодой человек! Молодой человек! Эй, сюда, помогите, парню плохо! «Скорую», «скорую»!..

Михаил Щербаков.

(2`51).

«Эх, заняться б пустяками, поболтать бы с корешками, погулять бы кабаками, все бы стало на места. Но пустяки давно забыты, корешки давно зарыты, кабаки давно закрыты, тишина и темнота».

Нет фотографии — рамка пустая. Не траурная, самая обычная, контур тонкий, серая линия. Кто-то рисунки отключил, чтобы лишнего не платить. Экономист, блин…

Еле сдержался Алёша, чтобы не чертыхнуться. Не стоит, полно народа в интернет-кафе, под самым ухом дышат. Полчаса в очереди ждать пришлось.

Сервис, свойства обозревателя… Дополнительно…

Ныла рука — здорово брякнуло об асфальт, хорошо, портретом не приложило. А ещё хорошо, что на шум хач не выскочил. И так сбежались — на тело бездыханное взглянуть, нашатырём угостить…

От «Скорой» отбился. От сердобольных бабулек тоже, норовивших «агитатора», на тяжкой своей ниве перетрудившего, чаем с вареньем угостить.

Стыдно? Ой, стыдно! И хорошо, что стыдно, можно о тех двоих не думать, о жареном мясе с напалмовой подливкой.

Отображать рисунки… Применить…

А если бы хач вышел? Узнать не узнал бы, не встречались, но все равно. Не удержался, рассказал бы Варе, прежде чем на диван её уложить — или возле дивана на колени поставить. Смешной случай па-ны-ма-ешь, очкатый парень прямо у подъезда в обморок брякнулся. Смышно, га-га-га! А теперь работай, Охрименко, отрабатывай по полной программе! И-раз, и-раз!..

Умереть бы!

Лисиченко Ольга Ивановна, провизор…

Лицо обычное, улыбка обычная, встретишь в толпе — не запомнишь. Родинка на левой щеке, особая примета. Старая фотография, ей, Лисиченко Ольге Ивановне, двадцать два было, а на фото — девчонка с выпускного бала.

Ниже — статья, интервью. Неужели с родителями?

Закрыл глаза Алёша, очки снял. Протереть, что ли? Вот дьявол, пальцы в крови, разбил, когда к асфальту прикладывался. Хорошо ещё, в собственной.

Достал Алексей Лебедев, отставной демократ и убийца, флешку из кармана. Подумал. Навести «мышь» на фотографию, затем — «сохранить как», потом — смотреть каждое утро, чтобы не забывалась.

Сжал губы Алёша, сунул флешку обратно в карман. Ужимки и прыжки… Ходил по городу до самой ночи, к университету завернул, по Сумской побродил, в свернул в холодный тёмный парк. Хорошо, что интернет-кафе круглосуточное. Постоял в очереди — и ныряй в виртуалку, гляди в глаза той, которую убил.

Лисиченко Ольга Ивановна…

Сдался бы сразу — уже, поди, и допрос сняли бы, и в тюрьму отправили. Или сначала в следственный изолятор полагается?

Дрогнула рука с «мышью». Хватит! Встать, расплатиться, выйти на холодный воздух, вдохнуть полной грудью…

А дальше куда? В тюрьму? Или обратно, в чужую пустую комнату — дожидаться утра? Но утром все по новой, с этим придётся жить не долго, а всегда. Всю жизнь!..

…Бояться, что разыщут, дрожать при виде каждой официальной бумажки в почтовом ящике, шарахаться от всякого, кто в форме, переезжать из города в город, уехать за кордон, в Россию, в Молдавию, может, в Штаты. Годы будут сменяться годами, стукнет тридцать, сорок, полвека, но он останется убийцей, а срок давности для таких, как он, не предусмотрен. И никуда не спрятаться — даже среди белых облаков, даже в лучах прожекторов, даже в мире духов. А он ещё на Десант грешил, на Игоря-Хорста свысока поглядывал! А теперь смотреть? На него, на Еву, на Профессора?

А на мента взглянуть не хочешь? На гражданина «П-ко»?

Дёрнуло Алёшу, пробило морозом. Ты ещё здесь, товарищ Север, сволочь кровавая? Не радуйся, вместе мучаться придётся!

Взгляни, взгляни!..

Не стал очки протирать, так надел. Сойдёт! А что паранойя на пороге — худо, совсем худо. Этак и до изолятора следственного не дотянешь, отправишься прямиком на Сабурову дачу, к Наполеонам, в дом Хи-хи.

Успокоиться, успокоиться, отвлечься, не думать, не думать… Утром, все утром — встать, умыться, заварить кофе, подумать…

Ладно, что там ещё в новостях?

* * *

А что в новостях может быть? Выборы, ясное дело. Агитация, провокация, ажитация. В Донецке Десант вступил в драку со служителями правопорядка… Прямо дежа вю! Ну, Федя Березин, ну, даёт! В Одессе убит преступный «авторитет»… Ясное дело — Одесса! Представитель движения «Отечество и Порядок» заявил… Знаем, слышали! Покушение на кандидата в депутаты, три петарды, сожжённые брюки…

Ого!

…В Киеве… сотрудник милиции… из табельного оружия 17-летнего активиста партии… расклеивал листовки… Молодой человек выполнил требование милиционера… лёг лицом вниз… не оказывая сопротивления… пытался надеть наручники…. по неизвестной причине выстрелил ему в спину… Пострадавший потерял много крови… нуждается в помощи доноров… Представитель МВД заявил… строго по уставу… Прокуратура не нашла состава преступления…

Товарищ Север дёрнул сухими губами, на пластиковую спинку стула откинулся. Кому-то, значит, всю жизнь мучаться, Лисиченко Ольгу Ивановну двадцати двух лет вспоминать, а кому-то людям спины дырявить? Строго по уставу? Семнадцатилетних ребят калечить — а потом дырочки для новых звёзд на погонах вертеть и на казённый кошт к Чёрному морю ездить, здоровьишко поправлять?

Раскис, студент? «Гадов всегда заливают» — забыл?

Вздохнул Алёша — глубоко, глубоко. Выдохнул товарищ Север, усмехнулся. Не забыл, просто слабину дал. Не возле подъезда, когда в обморок бухнулся — раньше, как за пневмопистолет в кассе расплачивался. Зачем тебе хач? Вендетту решил устроить? Взревновал? «Гляжу, как безумный на чёрную шаль, и хладную душу…»

Пневмопистолет, впрочем, ещё пригодится.

А с Лисиченко Ольгой Ивановной позже разберёмся — на Суде, где взвешивают и навешивают. Связалась с теми, кому в Аду гореть…

Гори сама, сука!

Хватит, и так столько времени — впустую. Домой? Нет, сначала почту поглядим.